За чертой времени

Да и им с Акрамом везло пока. Лосев сейчас видел, чувствовал свое спасение в Акраме. Слава богу, и в этом бою он, не брошенный на произвол, притулился к надежному человеку, вдобавок пулеметчику. Не беда, что нехристь: бог всех создал по одному образу-подобию. Только б его, татарина, не стукнуло, боже упаси. Тогда и ему, Лосеву, хана. Давлетшин «в случае чего» даст фрицам такого разгону из своего «дегтяря», что не возрадуются. Фашист, он тоже из костей да мяса. «Поди, у самого-то зуб на зуб не попадает: рус Иваны-то идут, и все». Этот злой татарин покажет, где раки зимуют, — аж щепки полетят от заборов, сараюшек, черепица с крыши посыплется, он заткнет им глотки-то, залепит глаза-то, — и он, Лосев, подмогнет, он еще способен кое-кого спровадить в «могилевскую губернию», лишь бы «сел на мушку». Вот только б протолкнуть пробку в дыхании, на тютельку, чтоб трясца не знобила, не лихорадила. «Где же они, фрицы? Ни одного не видать.

А Яцук сбежал, сволочной мужичишка, в санроту».

Ломаные цепи батальона, где кучками по два-три человека, где в одиночку приближались к окраине поселения. Сзади тащились пулеметные расчеты тяжелых «максимов». Подбадривали, обнадеживали хлесткие удары нашей артиллерии, угнетал слабый ответный огонь фрицев из-за домов. Выжидают? Подпускают ближе, чтобы в упор? Усилилась стрельба и справа, в глубине поселка. И вдруг прекратилась.

Передним пехотинцам оставалась до дворов ерунда, как по ним ударили сразу два пулемета. Они упали, и было непонятно: срезало их или залегли?

Видимость в моросящей пелене была никудышная, вражеский огонь, конечно, неприцельный, хотя и густой. Кое-кто повернул вспять — перебежками, зигзагами, а некоторые заметались по полю, выискивая хотя бы какую лунку, чтобы спрятать голову. Никто их не останавливал. Младшего лейтенанта Мышкина Давлетшин с Лосевым, как ни вертели глазами, не нашли и лежали, не слыша команды, не зная, что делать. Остаться здесь, когда другие отходят? Хмарь рассеется, и тебя первой же прицельной очередью пришьют. Окапываться? Сил больше нет, еще хватило бы добраться до первых дворов, там можно бы перевести дух — есть где. Тут же — начнешь зарываться, туман унесет, и ты пред дулами пулеметов, и все пули и мины твои. Открыть огонь? Куда стрелять? В серую пелену? Ничего не видно, лишь очертания да силуэты непонятные. Нет, надо уносить отсюда ноги, пока голову не продырявили.

Не сговариваясь, оба одновременно поднялись и повернули назад, к тому спасительному леску, из которого полчаса назад начали сближение.

До леска не дошли. Появился Мышкин, закричал истошно:

— Стой! Ложись! Командиры взводов — положить людей! Ко мне!

Оказывается, комбат приказал окапываться. И вовремя.

Тучи на небе разъединились, часть из них подалась на запад, верхний ветер напирал на них, и они махрились, опуская к земле серые космы. В разрыве облаков сверкнуло и выглянуло солнце, обнажив и поляну, и бывшее картофельное поле, и мокрые дома поселения, и солдаты, прищурившись, разглядели: селище бо-ольшое, черт его побери, может быть, городок даже. И кто с головой, а таких в роте раз-два, и обчелся (ну, он, Лосев, Маслий с Акрамом, и, пожалуй, все), те поняли: сейчас враг начнет злобствовать, даст прикурить.

Акрам с Лосевым привалились в начатом окопе на двоих. Маслия они не видели и в начале, и во время наступления, и при отходе, зато его назидательный голос раздавался поблизости — значит, не убит, не ранен: Маслий, назначенный командиром отделения, безжалостно учил пополнение слушаться старших беспрекословно, «не ловить ртом мух», иначе вместо мухи пулю сглотнешь, не кланяться каждой «дуре» и вообще прекратить трясучку, а смотреть в сторону врагов человечества широкими глазами, так как глаза у людей все равно малюсенькие и пуле-дуре ни за что не угодить в такую цель. Солдатское информбюро передавало, будто капитан возвысил Маслия до младшего сержанта за особые заслуги в Бессарабии, при прорыве в окружении немцев и румын. Однако «бумага» не может пробиться из штабов на передовую. Комбат зря чесать язык не станет, раз сказал, только говорил он такое или нет, никто подтвердить не может лично, а Микола помалкивает да знай командует, как законный младший сержант, и подергивает, рыжий ус. Капитан, ясно дело, с бухты-барахты обнадеживать не будет. Скажет так скажет — как обрубит, хоть стой, хоть падай.

Насчет Миколы Маслия пусть будет как было, но по приказу комбата окопаться следует всемерно. А Мышкин что? Ботало. Помело на веревке. Мышкин без капитана Денщикова — нуль без палочки, хотя и ротный, ну и что из этого? Вон оно, солнце-то немцам начинает прислуживать, поскольку русские Иваны не могли воспользоваться подслеповатым бельмастым ненастьем. Фриц-то чего тянет канитель?.. Такой правильный, абсолютный — и тянет. Тут что-то есть. Или не так?