За чертой времени

Вдруг немцы попятились. Три оставшихся танка дали задний ход. Потом круто повернули и на полном газу стали отходить в овражек. И в это время пэтээровские пули настигли один танк. Как раз у тех камней, до которых, по определению Феди, было триста тридцать метров. Пули угодили в бак. Танк выбросил облако дыма, затем раздался взрыв, и «тигр» окутался копотным облаком. Когда гарь снесло, стало видно, что танк разворотило.

Залегшая пехота отстреливалась. Попав под кинжальный огонь фланговых пулеметов, она не могла поднять головы, несла большие потери и начала окапываться.

У Лосева от непрерывной стрельбы свело пальцы правей руки, слезились глаза. Он хотел было передохнуть, но тут на мушке оказался еще один гитлеровец-офицер. Лосев, напрягая зрение, с трудом сделал последний выстрел и сел на дно окопа. Бросил взгляд на валявшиеся пустые гильзы — целая горка. Странно, он сегодня не вел счет убитым и почему-то даже забыл об этом. Пощупал мешочек с патронами — хватит еще на хороший бой. Отряхнул с себя землю, вытер пот, размазывая по лицу пыль, вынул из кармана чистую тряпицу и протер глаза. Потом занялся пальцами, которые свела судорога. Качал их туда, сюда, мял, колол мякоть ладони острым ногтем.

На всем поле перед обороной роты, тут и там, валялись грязно-серые комочки убитых.

Давлетшин оглох: в ушах беспрестанный звон, заунывный, как у муэдзина, голос выводил: «А-а-ааа…» Акрам ворочал глазами, но не понимал, чего ищет. Видел перед собой только Веру, губы ее шевелились, а что она говорит — не слыхать. Или ему почудилось? Нет, Вера и есть. Она пошлепала его по щекам, ощупала с головы до ног, отвела в сторону руки — работают. Поняв, что Давлетшин цел, только контужен, — ускользнула. Яцука рядом с Акрамом не было. Его автомат и несколько стреляных гильз валялись среди клочков бумаг от тетрадки, в которой был список личного состава «за отчетный период».

Вера пробиралась к ротному. Пробираться было трудно: во многих местах траншеи завалило, или они сильно осыпались, и эти сотни метров измотали ее. Весь бой она была на другом фланге, перевязывала раненых, бралась даже за автомат, но крики и призывы о помощи возвращали ее к тому, к чему она была призвана: помогать, не давать солдатам умереть раньше отведенного срока.

Вилов возился у станкового пулемета, когда Вера, наконец, добралась до него. Ротный показался ей не в себе: не обратил на нее внимания, глаза дико блестели. Порой он болезненно морщился, как от зубной боли, вздрагивал, хватался за плечо и тут же отдергивал руку. Перебирал коробки — их было восемь. Пустые отбрасывал в сторону, набитые лентами ставил в ряд.

— Ты, родненький, чего надумал? — спросила Вера.

— «Родненький»… Начнется — увидишь! — Матвей наклонился к ней, хрипло прошептал: — Ты хорошая девка. — Он и сам не подозревал, что женщине мог сказать такое. Но остановиться не было охоты, и он с какой-то тупой оголенной решимостью выпалил: — Да не про нашу честь! Плюнь на все. Послушай! Ступай в тыл, пока не поздно, ищи своего Ваню. Найди, скажи: Ваня, поторопись! Он же обещал… И расскажи, как было…

— Гонишь? Не на ту напал! Сам придет!

— Не пойдешь?

— Нет, не надейся!

— Иди! Добром прошу! — Вилов потянулся к пистолету. Вера не шелохнулась, лишь закусила нижнюю губу;

— Вот ты какой?!

— Сгинь с глаз! Убью!

Несколько разрывов полосой прошлись по высотке.

После первой атаки гитлеровцы поняли, что против них выставлен обычный заслон. Они выждали, пока «тигры» вновь выдвинутся вперед, и с первыми разрывами танковых снарядов поднялись в полный рост.

Каждому суждено пройти в жизни свой круг.

Так уж устроены люди, что жить друг без друга не могут, но умирают в одиночку. Смерть, особенно на войне, не любит свидетелей…

Рота открыла огонь. С этого мгновения солдаты отрешились от всего, что их связывало с прежним миром. Они были в том состоянии, когда как можно больше убивать было их наивысшим проявлением любви к жизни, наивысшим стремлением к самосохранению.

Матвей выскочил из окопа, выкатил «максима» и, распластавшись, с ожесточением нажал на гашетки. Рядом Давлетшин. Он бил длинными очередями.

На другом фланге немцы уже забрасывали наши окопы гранатами. Им отвечали редкой автоматной стрельбой. Потом и она прекратилась.

Кончилась очередная лента. Давлетшин подсунул Вилову другую. И в это время Матвея стукнуло по голове. Кровь потекла за ухо, струйкой побежала по лицу. «Я убит?» Но нет, он не был убит. Матвей услышал голос Веры:

— Сейчас!

Она стояла на коленках, доступная всем пулям, орудовала бинтом, обматывая ему голову. Матвей попытался схватить ее, прижать к земле. Не успел: закинув голову, вроде ей захотелось в последний раз посмотреть на голубое небо, Вера мягко опрокинулась в траву.

Матвея опять ударило, словно палкой, в плечо и в шею, и он потерял сознание. Акрам пополз к пулемету — не дополз, затих, только ноги мелко-мелко подрагивали.