За чертой времени

— Голову оторву, если что!.. Каждого! По этой траншее — каждого! — прослушать, прощупать: дышит, не дышит! И сердце! Главное — сердце! И пульс, черт возьми тебя совсем! Этого! Того! Вон того! Вот! По траншее — всех до одного! Сердце! Слышишь, трухлявый пень?! Сердце! — И Денщиков показал на Гогу, Маслия, Давлетшина, Тихонкова. — А ну, бегом! — Санитар было потрусил к Вилову, но капитан осадил его: — Да не лезь к этому: живой. Перевяжи и — в санбат. Вилов он — командир роты…

— На чем? Пока подойдут… абы как…

— На нем! — Капитан ткнул пальцем в Ленькино плечо.

Санитар устало зашагал выполнять приказание, и Денщиков не утерпел: сам бросился, а «старику» пригрозил:

— В цепь захотелось?

— Не-е, — простодушно признался санитар. — Там меня убьют в момент. С бельмом я.

— Так шевелись! Переворачивай.

— Ну, перевалил.

— Давай я сам. Живой!! Маслий, разведчик. — Денщиков сдунул с лица Маслия пыль, разжал финкой стиснутые зубы и плеснул в рот из фляги, поданной Ленькой. — Говорю, без живых не бывает. А эти двое?

— Отошли, — вздохнул санитар.

— Парторг, товарищ капитан, — сообщил Ленька, вставая с коленей и стряхивая пыль.

— Ну?! Гогия — как?

— Кровью изошел.

— Ишо один дышит, — сказал санитар.

— Вот так и действуй. Ленька, найдешь меня в той лощине.

— Дак там немцы, вон они.

— Пока ты с этим бельмастым всех эвакуируешь, я буду там. Все! — И капитан подошел к Леньке, который вместе с санитаром грузил Вилова в коляску «Ганса». — Шинель тут. Документы при нем. Жетон на месте — доложил Ленька. — Ну, мы газуем.

— Постой. Положи… вот это.

— Куда?

— «Куда, куда»?! Раскудахтался. В карман гимнастерки! В удостоверение! Веру похорони тут, в траншее, да поставь дощечку с фамилией. — Огрызком химического карандаша комбат начеркал в блокнотике четыре слова: «Вилов, отлежишься, являйся в батальон! К-н Д.», — сунул Леньке листок и спорым шагом заторопился к своему батальону.

Обернись, комбат бы увидел, как застыло, отчужденно стоявший все это время в нелепой позе Лосев вдруг всколыхнулся, стал искать глазами что-то — наткнулся взглядом на свою трехлинейку без штыка. Схватив винтовку, снова засуетился: где «сидор», в нем же патроны — вот он… Схватил все это в охапку, как беремя поленьев, и затрусил своими косолапыми ногами за комбатом. Не оглянулся даже на это проклятое место, занятый только одной заботой: как бы не отстать от капитана, не потерять его из виду, удержаться возле. Старый солдатский навык, что если командир при солдате, то все будет так, как полагается быть, подгонял его к Денщикову, и Лосев, ходко сокращая расстояние, нагонял его.

Сзади раздались отчаянные крики:

— Стой! Лось, Лось! Эй, ты!

Кричал кто-то с близкого расстояния, но Лосев, хотя и слышал, все равно не обращал внимания на призывы: мало ли кто и зачем орет на поле боя, он-то тут при чем, да ему и некогда. А кричал Яцук.

Из посадки, куда Яцук приволок на плащ-палатке тяжело раненного пэтээровца, он видел все: и как на вершине ожесточился бой, и как гитлеровцы ворвались на Безымянную, и как наскоро добивали кто подвернется, и как там вскоре все было кончено, там, где он некоторое время назад был и так удачно утек оттуда. Слышал долгую, в треть магазина, очередь «дегтяря». Различил, что это Маслий. Сердце Яцука билось часто. Он жив! Совершенно случайно. Зачем ему было находиться на холме? Кто-то же должен выручать раненого товарища. Хотя его об этом никто не просил… Ну и что?

Яцук видел, как из мелкого леска, вытягиваясь к шоссе, в открытую устремились немецкие войска вперемешку с тылами. Он видел, как навстречу им вышли наши танки с пехотой на броне, за ними появились автоматчики. А вдоль Прута пылила колонна советских танков, на ходу разворачиваясь для отсекающей атаки.

И тут он поймал глазами фигурку солдата. И узнал в нем Лосева. «И я живой! Оба живы. Каждый в отдельности жив. И оба вместе живы».

— Лось! Стой! Лось!

Яцук заплакал.

Ни до кого не было никакого дела Лосеву, тем более до Яцука, которого и раньше-то он просто не замечал, не хотел замечать как нестоящего солдата. Поглощенный одной-единственной заботой — не отстать, он видел перед собой только спину этого поджарого человека, шагавшего сильными рывками, спину комбата, перехлестнутую портупеей, с темными пятнами свежего пота на лопатках.

На другой день «В последний час» Москва передала, что войска 3-го Украинского фронта и войска 2-го Украинского фронта, соединившись, завершили окружение двадцати двух вражеских дивизий в районе Яссы — Кишинев.

Часть третья. Секунды жизни

I