С тяжелым сердцем Петухов стоял позади толпы теперь уже сухопутных моряков, сплошь технарей, сгрудившихся возле наполовину вкопанного в землю деревянного чана для засолки и копчения рыбы. В батальоне не было ни одного строевого командира, знакомого с полевой тактикой ведения боя, ни одного красноармейца-пехотинца — все корабельные спецы и матросы, разбитые по отделениям, взводам и ротам сразу же после затопления на фарватере Николаевской бухты недостроенных разнокалиберных судов. Ушла на дно и подводная лодка, на которую Петухов был зачислен главстаршиной погружения, вернее, корпус лодки. Немцы так быстро вышли к Николаеву, что пришлось уничтожить почти что готовые к спуску на воду корабли.
Матросы, глядя на огонь, разведенный на дне огромного чана, перекидывались невеселыми предположениями, судили, рядили, гадали. Поговаривали, что комбату поручено разведать берег в сторону Севастополя, определить место, куда бы можно высадить полк морской пехоты, чтобы он мог присоединиться к сухопутным войскам и вести бои.
Во вчерашнем бою на окраине Николаева моряки потеряли более двухсот человек. Уже в сумерках, когда полк отошел к берегу моря, на восточную окраину города, Нешто окликнул Петухова — Петро рыл окоп в саду уютного домика, возле крайней яблони, за ней была, как на ладони, развилка дорог, уходящих в степь.
— Старшина, ко мне!
Бросив на бруствер лопату, Петухов подхватил прислоненный к стволу яблони карабин и подбежал к пролетке, запряженной парой вороных лошадей, в которой с пистолетом в руке сидел взволнованный Нешто.
— Слушаю, товарищ младший техник-лейтенант.
— Садись. Приказано забрать остатки документов в штабе полка. Из дома, где был штаб.
— Там же немцы, наверное? А может, нет?
— Садись. Пошел, — тихо сказал Нешто вознице — моряку из взвода связи.
Не успели проехать и с полкилометра, как сбоку, метрах в ста, разорвался снаряд, откуда-то засвистели пули.
— Назад! — зашипел Нешто, но Петухов успел перехватить у матроса вожжи и, повернув шарахнувшихся лошадей на тропку, тихо, чтобы не дребезжать колесами, направил упряжку в посадки.
— Ты куда? — всполошился Нешто.
— Обогнем открытое место. Не дрейфь, лейтенант, проскочим.
— Ты что, сумасшедший? Хочешь прямо к немцам в лапы?
— В гробу я их видел. Вот! — Главстаршина показал на две гранаты, пристегнутые к поясу.
Пока Нешто соображал, что к чему, пролетка, вильнув в тесный переулок, проскочила его, и дышло уперлось в белую стену домика. Стрельбы пока не слыхать, лишь в уплотняющейся на востоке темноте по всему краю неба изредка вспыхивала и тут же опадала зарница да погромыхивало, точно давала о себе знать удаляющаяся гроза. Делать было нечего, и Нешто побежал за Петуховым и матросом в дом. Всего час назад это место немцы сильно обстреливали снарядами и, видимо на ночь глядя, решили не продвигаться, а подождать утра: дескать, все равно морякам отходить некуда — позади море.
В комнате осыпавшаяся, обвалившаяся штукатурка, обрывки проводов, разбитый телефонный аппарат, пол устлан разбросанными бумагами, потолок провис, в нем зияла дыра, а в стене большой пролом с рваными краями от попадания снаряда. В углу, присыпанный известковой пылью и крошкой, ничком лежал матрос. Наверное, связист, замешкавшийся после ухода штабистов или оставленный для сворачивания остатков штабного хозяйства, за которым должны были прибыть, Петухову показалось, что моряк еще жив, и он, подхватив его за подмышки, затормошил.
— Эй, браток, подъем! Дышишь?
— Не видишь, убитый он.
— Тогда надо похоронить.
— Че-его? Ослеп, главстаршина: немцы рядом! Может, в соседнем доме. — Нешто обежал комнату. — Тут нам делать нечего.
Петро, ошеломленно взглянув на младшего техника-лейтенанта, сказал матросу:
— Бери за ноги. Быстро!
Так естественно представлялось главстаршине — выполнить последний долг перед мертвым братишкой, которому не повезло на этом свете, и уж напарник Петухова послушно было ухватил убитого за ноги, но подскочивший Нешто оттолкнул матроса, разъяренный, испуганный, зашипел, словно немцы были за стеной:
— Бросьте, я вам говорю. Они с минуту на минуту нагрянут. Отваливай. Берите чего-нибудь и ходу отсюда. Никому эти бумажки не нужны. И немцам тоже. Они без бумажек нас давят, как тараканов.
— Ты как хочешь, лейтенант, а мы все-таки похороним. Можешь отваливать. Тягай, тягай, чего опешил? — прикрикнул Петухов на матроса, и они потащили труп во двор.
В две лопаты, тяжело дыша, торопливо углубили какую-то канавку, подрезали стенки, и в считанные минуты мелкая могила, в полметра, была готова, а в следующие минуты убитый связист уже лежал под невысоким свежим холмиком и на бугорке — бескозырка (Петухов сбегал в хату, поискал — нет нигде, снял свою и положил на бугорок).
— Где младший техник-лейтенант?
Неожиданно совсем рядом, за соседними домами, началась стрельба. Оба присели, укрывшись за могилой. Из-за угла дома, что стоял через дорогу, выскочила тень — моряк перемахнул через заборчик, оказался носом к носу с Петуховым.