За границами снов

Человеческие существа, словно личинки шелкопряда, постоянно ткут, как шерстяной носок, свой искристо-проволочный батискаф для исследования колебаний внешних потоков, видоизменяя его там, куда обратится их внимание, но свойственная людям кажущаяся оторванность от пронизывающей мир сети золотистых каналов делает их маленькие тесные канальцы запутанными, хитросплетенными или разорванными. А когда наконец эта липкая паутинка отрывается, то оказывается, что она всегда была и всегда будет частью чего-то большего, глобального и бесконечного. Но в этот самый момент, свой у каждого и потому в сумме длящийся постоянно, становится уже слишком поздно, поскольку выясняется, что внутри заключен только сам фокус внимания, и этот фокус – на самом деле просто пустота, как и любой другой цирковой обман, а не только оптический эффект. Пустоту человеческий батискаф наделяет собственными качествами, дабы плести себя от третьего лица, причем это несуществующее третье лицо даже не догадывается о существовании элементарной, но непостижимой разумом сути реальной субстанции, являющей конечную цель его пребывания в мире.

Быть человеком означает загнать себя в тупик, вообразив, что есть вещи важные, а есть – неважные. Тогда как вещи в действительности просто есть, да и то – лишь в качестве кособокого отражения в чьей-то голове. Чувства, переживания, почти весь спектр общественных эмоций крутится вокруг этих понятий и являет следствие того, что одни события, люди и элементы окружающей обстановки значат для человека больше, чем другие события, вещи и элементы окружающей обстановки. Именно поэтому человек вверяет им право незаметно управлять собственным разумом, настроением и волей извне, тогда как любая внешняя природа – это всего лишь самообман, и человек сам управляет собой всегда изнутри, проецируя часть своего естества на предметы, кажущиеся ему внешними. Хотя даже такой подход при ближайшем рассмотрении выглядит лишь одной из бесконечных вариаций самоабстрагирования, поскольку любое «внутри» или «снаружи» тотчас же теряет смысл, если все позиции «где» исчезают. А раз уж вопрос об однозначной и объективной позиции самости человеческой идентичности начисто лишен смысла, то нечего и говорить о том, существует ли некая грань между внутренним и внешним содержимым этой самости. Без точки зрения место остается только многомерности.

Нет, нам определенно не по пути с человеческими существами. Мы больше похожи на узелки, растянутые «выдавленности» на структуре Реальности, лежащей за гранями смыслов. И тоже не существуем. Мы все сотканы из тех же золотистых паутинок, что и люди, с той лишь разницей, что просто являем собой «выдавленность», свободно скользящую в любом направлении и не зацепляющуюся ни за что. Представьте, что вы водите пальцем по мягкому матрасу. От того способа, каким матрас меняет форму, он не перестает быть матрасом. Мало того, стоит вам только отпустить палец и перестать давить на матрас, как его поверхность тотчас же разгладится. Так и тенета всего сущего разглаживается после того, как мы пройдемся внутри нее.

Да, мы можем оставлять особые метки, но не как люди: те, оставляя следы, навсегда к следам своим прилипают и тянут за них до тех пор, пока не порвут связующую нить или пока не прекратят собственное существование. Мы совершенно нейтральны, поэтому не прилипаем. И у магнита между плюсом и минусом всегда есть пространство скольжения, вот только действительность не имеет ни минуса, ни плюса. Есть лишь бесконечность сторон, между которыми порождается и балансирует гармония, тонкая, как лезвие бритвы, и сконцентрированная в единственном нуле пространства, обеспечивающем возможность принимать абсолютно любые формы и отражения, ни одно из которых не является ни истинным и ни ложным само по себе до тех пор, пока не появится в лабиринте иллюзорных проявлений Нечто, готовое принять на себя функцию оценивания и разделения. Естественно, оценки Нечто действительны лишь для Нечто, а порождаемый им смысл существует исключительно в его собственных пределах.

Теперь же мы желаем вернуть существованию самих себя, следуя внутреннему естеству. Каждая сущность всегда возвращается в ту стихию, которой порождена и которой принадлежит. Именно полное соответствие собственной стихии и есть суть бессмертия. Как Феникс бесконечно возрождается из пепла, так и клан выбирает в качестве судьбы свободное скольжение, не ограниченное трехмерной зрительной схемой пространства и разделением между местом и временем нахождения в этом месте. Скорее уж упомянутые категории должны сопоставляться воедино, нежели противопоставляться, поскольку неделимы в действии повсеместного театра причин и следствий, распространяющихся во времени от настоящего сразу во все стороны, измерения и возможные вариации проявлений прошлого и будущего. Точно так же поступает и вся Вселенная, впрочем.