За гранью…

Там место проклятое Богом,
Гласило древнее преданье.
Обычай соблюдался строго,
Иначе ждало наказанье!
И стар и млад веками чтили
Наказ далёких тех времён.
То место краем обходили,
Сгинуть, час был неровён.
Ни век, ни два боялись люди
Ходить в тот лес, что за горой.
Никто не ведал, что же будет,
Коли ступить туда ногой.
Да только тот не возвращался,
Кто любопытен был и смел.
Пошел — навеки там остался!
От страха люд частной робел.
Бывало, поиск снаряжали
С окрестных сёл и деревень,
Да следом все там пропадали,
Хоть уходили в ясный день.

Из уст в уста молва блуждала,

Как снежный ком, росла в умах.
Так для детей страшилкой стала,
Преданьем местным в деревнях.
Быть может быль, а может небыль,
До наших дней, всё ж добралась.
Старик седой о том поведал
Под вечер мне, перекрестясь.

Забытый край, медвежий угол.

На сотню верст — пяток дворов.
Оттуда люд давненько убыл,
Оставив с богом стариков.
Деревня, что была цветущей,
Похожа ныне на погост…
А за горой, всё таже пуща,
И над ручьем прогнивший мост.
Дедок один и три старушки,
Да мужичек — умом больной.
Пустые, хворые избушки,
Есть сельсовет и тот пустой.
Дорог не стало, лишь тропинка
Петляет в ельнике густом…
Семь верст в село, до магазина,
Но в мире он для них другом.

Там побывал совсем недавно,

У старика заночевал…
Мы повечерили с ним славно,
И он всё это рассказал.
О месте проклятом поведал,
Историй уйма за века!
Он помнил по рассказам деда,
А я узнал от старика…
Что правда там, что небылицы,
Теперь поди ка разберись…
Да только стал тот лес мне сниться,
Будто шепчет кто: «…вернись.»

Ну что ж, противиться не стану,

Весной поеду вновь туда…
Влечет тех мест, сказаний тайна
И голос тихий… старика.

Саван

Обнимет саван черный,
Чернее ночи во сто крат.
Я со смертью обрученный,
Стою давно у белых врат.
Не пускает мгла седая
Новобрачных на покой,
Ворота не отворяет
Не присыпанным землёй.

Крышку тихо закрывают,

Но меня давно там нет…
Они многого не знают,
Только смерть нам дарит свет!
Только с ней мы оживаем,
Возвращаем свою суть.
А до этого блуждаем,
Да в потемках ищем путь.

Обнимает саван черный,

Но под ним уже не я…
То, во что был облачен,
Оболочка — плоть моя!

Исцеленье