За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

На самом деле за семьсот пятьдесят тысяч лет волки распространились по всему миру: на севере, от Атлантического побережья Европы и далее на восток, через необъятные просторы Азии, от Индийского до Тихого океана; и в Северной Америке от Западной Арктики до Гренландии, и южнее, через леса на Восточном побережье, через Великие равнины вглубь запада, к вершинам Скалистых гор и пологим склонам Западного побережья, и еще дальше, на юг, в Мексику. Волки как вид обладают феноменальной адаптивностью, гибкостью и невероятно успешной социальной организованностью.

Популяции, воссозданные на некоторых участках на западе США, скудны и территориально ограничены. Несмотря на это, федеральное правительство в последние годы смягчает в отношении волков природоохранные меры. Именно в этой связи было официально заявлено, что наличие тридцати способных к воспроизводству пар и популяции общей численностью триста особей «свидетельствует о восстановлении популяции волков на севере Скалистых гор» (для сравнения: триста – это приблизительно полпроцента от первоначального количества особей на исконной территории обитания, это в тысячу с лишним раз меньше, чем триста восемьдесят тысяч волков, некогда свободно живших на западе США, где теперь Йеллоустонский национальный парк. Известно, что в 1871–1872 гг. было продано более пятисот волчьих шкур). 30 сентября 2012 г. решением Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных США из федерального списка исчезающих видов по штату Вайоминг был изъят Canis lupus – волк обыкновенный, и незамедлительно после этого было объявлено об официальном открытии охоты на волков. Сезон начался с 1 октября 2012 года. Вайоминг и Йеллоустонский заповедник – одна и та же земля; это понимают даже вóроны. По отдельности, каждый в своем квадратике с надписью, они существуют только на карте, но это топографический анахронизм и конфабуляция. Тем не менее власти штата Вайоминг посчитали возможным разрешить в подведомственном им квадратике круглогодичный отстрел волков. Без лицензий. Без ограничений. Видишь будущий трофей – стреляй.

Не прошло и двух месяцев, как Семь-Пятьдесят четыре, а за ним и Ноль-Шестая были мертвы.

Если рассматривать образ волка в литературе и культуре в целом, то дело придется иметь не с живым существом, а с проекциями человеческого страха перед цивилизацией. Волки, кроме всего прочего, еще и охотятся группами. Да, бывает, что они режут скот, бывает, нападают на людей, особенно в Европе. Но люди и сами режут скотину, и сами часто нападают на других людей. Тем не менее образ волка обладает такой метафорической силой, что зачастую заслоняет собой волка как социальное животное. «Иногда сигара – это просто сигара», – признавал отец психоанализа, но волк почему-то никогда не превращается просто в волка.

Волки в нашем воображении становятся воплощением всего зверского и к цивилизации не приобщенного, символом шайки, живущей за пределами условностей и норм. А может, ненависть человека к волку объясняется тем, что их преданность семье, их стремление охотиться на тех же животных, мясо которых с удовольствием приносит с охоты и потом ест человек, превращает их в своеобразных «двойников» человека? Мы до такой степени узнаем в них себя, что начинаем воспринимать их как враждебное племя, как воров и разбойников. Мы сами предлагаем волку роль злодея, а потом путаем актера с персонажем, которого он играет.

Но долгие века по чьей-то злой воле, когда дьявола, когда федерального правительства, волк оставался отражателем и усилителем любых человеческих страхов.

В средневековой Европе церковь считала волков приспешниками сатаны, его верными псами, появление которых подтверждало, что дьявол бродит неподалеку, что он где-то рядом. Волков не просто истребляли, их по-настоящему казнили: жгли заживо, как ведьм и еретиков, прилюдно вешали. Считалось, что от них исходит не просто физическая опасность, а дьявольское искушение. Сколько было судов по подозрению в том, что обвиняемый способен заклинать волков или оборачиваться волком! Спустя века в Северной Америке угодившего в капкан волка могли сжечь, могли отрубить ему нижнюю челюсть или, наоборот, замотать пасть проволокой, а потом выпустить, чтоб тот умер голодной смертью. Как пишет Даг Смит, «ни одно животное до волков не становилось жертвой человеческой мести».

Что бы волк ни делал, все превращалось в повод для ненависти. На заре XX века у фермеров пошла мода на то, чтобы в туши зарезанных волками овец подкладывать отраву. Даг Смит рассказывает, что волки мгновенно научились не возвращаться за отравленной добавкой, после чего их стали обвинять сперва в том, что «зажрались», а потом в том, что «убивают удовольствия ради». И это вот «убийство удовольствия ради» стало трактоваться как смертный грех, заслуживающий смертной же казни, и превратилось в идеальное оправдание для убийства волка. Тоже, надо полагать, удовольствия ради.