За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

Пролетели три бурных месяца, и старшие дочери Ламаров со своими кавалерами из Худу вернулись в Йеллоустон. Это была уже другая стая, с новой расстановкой сил. Увидав рядом с отцом незнакомую волчицу, они, возможно, вспомнили ее по запаху, если она была тогда среди атакующих из стаи Молли. Или, возможно, просто увидели в ней захватчицу семейного логова, которая, кроме всего прочего, собирается охотиться на их территории. Гибель Ноль-Шестой нарушила равновесие, и в стае началась смута, как это бывало у людей, когда убийство вождя или князя приводило к кровопролитной борьбе за власть.

Не успели сгуститься сумерки, как волчицы из стаи Ламаров чуть не разорвали новую «мачеху» в клочья. Но единства в стае не было. Наблюдатели заметили, что черный волчонок, которому был почти год, явно «хотел к папе».

– Семь-Пятьдесят пять был где-то позади нас, мы слышали, как он воет, – рассказывал Даг Маклафлин. – Многие в стае ему отвечали, но идти на его зов никто не решался. А этот черненький решился. Он, видать, сказал себе: «Я еще маленький, хочу к папе!» – и, бросив остальных, пошел по следу отца чуть не за три километра.

Но, когда выяснилось, что рядом с папой незнакомая волчица, волчонок «растерялся». Почуяв новый запах, он, по словам Маклафлина, «бросал след и возвращался назад, чтобы снова взять след отца. Ему вроде бы и любопытно было, что это за новенькая, но он явно побаивался, что впереди ждет засада». Так волчонок нерешительно продвигался вперед, пока наконец не увидел отца.

– Он встретился с отцом глазами, и в них явно читался немой вопрос: «Папочка! Ой, а это еще кто?»

Волчонок принял позу подчинения и пополз к отцу на брюхе, всем видом показывая обоим взрослым волкам, что угрозы он для них не представляет. Хотя порой у доминантных волков демонстрация своего господствующего статуса остальным членам семьи, которых они долго не видели, может протекать довольно агрессивно, Семь-Пятьдесят пять только повел хвостом. Может, он почувствовал облегчение. А может, соскучился по членам стаи.

Раненая волчица, которую чуть не разорвали старшие «падчерицы», при приближении волчонка угрожающе ощерилась, но потом поняла, что его можно не бояться, потому что, во-первых, он мал и слаб, а во-вторых, его знает и любит ее спутник, которому она всецело доверяет.

На этом закат опустил занавес, и заповедник погрузился во мрак.

Еще не рассвело, когда раздался вой «новенькой», но уже с другого холма, а через какое-то время по его склону спустились в долину несколько членов стаи Ламаров. Ситуация накалялась.

Первые лучи забрезжившего солнца осветили вышедшего на дорогу Семь-Пятьдесят пять. Тут же, у дороги, были четверо его детей, решивших повидаться с папой.

Новоявленные «зятья» из стаи Худу явно не собирались уступать старому «тестю», хотя сразу в драку бросаться не спешили. Они стояли на вершине холма по другую сторону дороги. Им, выросшим за пределами Йеллоустона, дороги пришлись не по вкусу. Социальное взаимодействие, за которым они наблюдали сверху, тоже таило в себе массу неясностей. Может, они не могли взять в толк, кем этот волк приходится их новым подругам, а может, и могли: по запаху или по реакции на него остальных, которые его знали и, судя по всему, высоко чтили.

Так что «зятья» в долину не торопились, а когда все-таки пошли вниз, Семь-Пятьдесят пять сделал маленький шаг назад. Он явно не знал, как поступить. Казалось бы, это его семья. Его долина. И тем не менее с холма на него наступают два могучих волка. Двое на одного.

Он стоял как вкопанный. Семья тоже застыла на месте. Худу остановились.

– И тогда, – рассказывает Даг Маклафлин, – Семь-Пятьдесят пять трогается с места и сам идет к ним. Все трое стоят и просто смотрят друг на друга. А потом Семь-Пятьдесят пять поворачивается и бежит прочь.

– Захоти они его прикончить, – вмешивается в разговор Лори Лиман, – они могли это сделать в мгновение ока.

Семь-Пятьдесят пять был не робкого десятка, но осторожничать имел полное право, уж больно могучей статью отличались «зятья».

Понятно было, что он уносит ноги, спасая собственную жизнь. Он мчался на запад, в одиночестве, не останавливаясь, не делая попыток вернуться, чтобы найти подругу. Очевидно, он уже понял, что до утра она не дожила.

Хищники должны распознавать смерть: они знают, что в результате их действий сопротивлению добычи приходит конец и, когда добыча обмякнет, можно «переключить движок» с режима «резать» на режим «есть».

Было бы ошибкой ожидать, что у волков существует то же самое представление о смерти, что и у людей, но еще ошибочнее считать, что представление о смерти у волков отсутствует как таковое. Волк живет чужой смертью, поэтому разницу между понятиями «мертвый»/ «живой» должен представлять себе на функциональном уровне. Возможно, в его сознании это выливается во что-то вроде «раз не шевелится, можно разжать зубы». Если понаблюдать за волком в процессе охоты, мы увидим искусного профессионала, вооруженного опытом и знаниями.