За гранью тьмы

— Не помню даже… — Я замялся, не зная, что сказать. — Кажется, видел в каком-то фильме.

Психиатр хмыкнул и кивнул.

— Что ж, продолжим. Вы правы, я хочу спросить, помните ли вы, какой сегодня день недели.

— Нет. Ни дня недели, ни числа, ни месяца не помню.

— А время года?

— Лето, как видно. Листики, травка. Слушайте, я помню, как был на работе четырнадцатого июня. Наверное, и сейчас июнь.

— Не совсем. Но я рад, что вы помните июнь. Что последнее вы помните?..

— Погодите, — перебил я врача, — что значит «не совсем»? Сколько прошло времени? Сколько я уже здесь нахожусь?

— Сейчас середина июля. Вы здесь чуть меньше месяца.

— Месяц? — Я не знал, что сказать. — Ух ты. Чёрт… Месяц. А как я здесь оказался?

— Мы расскажем, но сперва ответьте на мой вопрос — что последнее вы помните?

— Помню, как пришёл на работу, весь день отработал нормально. Ближе к концу рабочего дня я принёс Олегу переделывать отчётность… Это один из сотрудников, Олег. Больше — ничего.

— Совсем-совсем ничего?

— Совсем-совсем, — твёрдо ответил я.

Раскрывать свои переживания я не спешил. Бред это или нет, но посторонним людям знать об этом не следует. Даже психиатрам. Тем более психиатрам.

Врач отпил чая, задумчиво посмотрел на меня и вздохнул.

— Хорошо, Кирилл Сергеевич, я вам расскажу. На работе вам стало плохо. Вас обнаружили коллеги в своём кабинете. Вы кричали и катались по полу. Возможно, у вас даже был эпилептический приступ — этого мы не знаем, сами не видели. Коллеги вызвали вам «Скорую», фельдшер осмотрел вас и привёз сюда.

— Почему сюда?

— Вы были в крайнем возбуждении. Кричали что-то бессвязное, махали руками и ногами. Сперва вас отвезли в восьмую больницу, чтобы исключить инсульт. Инсульт, как и эпилептический статус, не подтвердились. Тело у вас совершенно здоровое, а вот разум… С разумом что-то не так.

— То есть, у меня был… психоз?

— Да, именно так. У вас был психоз. И продолжался он вплоть до сегодняшнего дня.

— Весь этот месяц? — удивился я.

— Да. Признаться, все мы удивлены, что вы так резко пришли в себя. С самого дня поступления вы не сказали нам ни слова. Возбуждение потихоньку сошло на нет, но вели вы себя… малоадекватно, скажем так. Разговаривали сами с собой, и всё как-то неразборчиво. Приходилось вас держать, чтобы накормить, потому что вы отбивались и кричали. В последние две недели вам стало лучше, вы стали спокойнее, чем прежде, но вот вчера… Вчера вы снова катались по полу и кричали. Мы даже вынуждены были перевести вас обратно в маленькую палату.

— Так я не всегда там был?

— Нет, это палата наблюдательная. Там у нас сидят люди в обострении. Думаю, пока вы останетесь там, а уж потом мы вас переведём.

— Что значит — «останетесь там»? Разве вы меня не выпишете?

— Нет, — покачал головой доктор, улыбнувшись. — Я бы и рад, но мне нужно убедиться, что вы поправились. Таким, как сейчас, я вижу вас менее часа, а весь прошлый месяц вы производили впечатление умалишённого. Мы уже даже подумывали о том, чтобы лишить вас дееспособности и отправить в дом-интернат.

— Лишить дееспособности?!

— Да, мы проводим иногда такую процедуру. Через суд, конечно, всё по закону. Поймите меня правильно: у вас нет ни жены, ни детей, ни родителей. Никто не заберёт вас отсюда, а держать вас здесь вечно мы не можем. В таких ситуациях, если вылечить человека не удаётся, а уход ему пожизненно необходим, мы отправляем его жить в интернат. Это неплохо. Там ухаживают, кормят, выводят на прогулку.

Видимо, на моём лице отпечатался весь ужас, который я пережил, услышав, что меня хотят запереть в доме с сумасшедшими, лишив всех прав, поэтому доктор поспешил заверить:

— Не переживайте, мы не проводим такую процедуру, если пациент может восстановиться сам. А у вас налицо прекрасная динамика. Мы называем это спонтанной ремиссией. Будем надеяться, что это состояние — следствие нашего лечения.

— То есть, — уточнил я, — если я останусь в таком же состоянии, вы меня в интернат не упечёте?

— Нет, — рассмеялся доктор. — Нет, если вы можете за собой ухаживать, вы уйдёте домой своими ногами.

— Правда?

— Абсолютная.

Я ещё не доверял словам этого человека, но мне хотелось ему верить, очень хотелось, поэтому я вздохнул с облегчением.

— Спасибо, доктор.

— Не за что. А теперь давайте выполним несколько заданий. Они помогут нам понять, в каком состоянии сейчас ваша психика. Вы не против?

— Н-нет, не против.

— Отлично. Тогда начнём.

Врач долго со мной беседовал, прежде чем отпустить обратно в палату. Я старался доказать ему, что не болен, и он, кажется, начинал мне верить. Вернувшись в палату, я лёг на кровать и долго думал о произошедшем, глядя в потолок. Мне не давал покоя тот факт, что я знал о тесте с часами, который, как сказал доктор, не проводят в рутинных обследованиях. Значит ли это, что я действительно был в Моряке-Рыболове? Что разговаривал с врачом там?