Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

Я быстро добрался до базового лагеря, затратив на это три дня. Вместо того чтобы отправиться на акклиматизационные выходы по печально известному леднику Кхумбу с его сераками в лагерь I, я сразу отправился в лагерь II на высоту 6400 метров. Восходители сюда обычно поднимались спустя месяц и даже больше после прибытия в базовый лагерь, поскольку нужна адаптация к высоте. Я не мог себе позволить такую роскошь, как отдых и трата лишнего времени, и скоро как следует поплатился за нетерпение.

Миновав палатки первого лагеря, я бодро прошел полпути до лагеря II, но затем заметил первые признаки того, что что-то пошло не так. Я стал выдыхаться. Недостаток акклиматизации сказывался все больше, и так тяжелый рюкзак все сильнее давил на плечи, и каждый шаг в кошках по льду давался теперь с огромным усилием. Кроме того, началось обезвоживание. Солнце стояло высоко, временами казалось, что я таю под его лучами. Пот заливал глаза, почти ничего не было видно, а опасности подстерегали буквально на каждом шагу.

Путь шел по льду Западного цирка, испещренному трещинами. Я, разумеется, пристегнулся к страховочной веревке, но прекрасно понимал, что, если вдруг земля разверзнется под ногами или произойдет срыв при переходе через очередную трещину по дюралевой лестнице, то пройдет не один день, прежде чем меня найдут. Вскоре я уже шел на пределе физических и душевных сил, глаза наполнились слезами. Впервые за многие годы я почувствовал неуверенность в себе.

Черт, мне не хватит сил, чтобы дойти до лагеря II. Но и возвращаться назад не хочется.

Возникший внутренний диалог надо быстро прекращать, потому что негативные мысли ни к чему хорошему не приводят. Когда доводилось ранее оказываться в критических ситуациях, я использовал образ Сучи, чтобы вновь сосредоточиться и обрести решимость. Я думал о ней во время перестрелок, находясь под огнем противника, эти положительные эмоции служили топливом, с их помощью удавалось быстро «перезагрузиться» и сосредоточиться на выполняемой задаче. И теперь я снова прибег к этому способу и подумал о жене, о том, как она ждет, что я вернусь домой. Пошарив по карманам, я нашел смартфон и записал короткое видеосообщение. «Слушай, любимая, сейчас приходится сильно пахать, но я сделаю это…» Я не отправил видео, просто надо было выговориться и зафиксировать это. Затем постоял и подумал, можно ли как-то скорректировать дальнейший путь.

Давай же, черт побери, сделаем это!

Я постарался собраться, сделал несколько глубоких вдохов, и стало полегче. Короткий «разговор» с женой вывел из мрачного состояния, и я почувствовал прилив сил. Прохождение Западного цирка само по себе не особо сложное, подъем не крутой, лишь в нескольких местах требуются альпинистские навыки, в остальном же можно идти без особых усилий, перестегиваясь по перильным веревкам. Лишь пару раз стоило отклониться от маршрута, чтобы обойти трещины [13].

Я надел рюкзак и отправился дальше к лагерю II, где можно было отдохнуть в безопасности.

Бум! Бум! Бум! Я вновь нашел свой ритм, и каждый шаг теперь ощущался как победа. Бум! Бум! Бум! С каждым пройденным метром я приближался к цели.

Опыт на Дхаулагири показал, что на высоте можно быстро «сгореть», но я еще ни разу не сталкивался с последствиями такого выгорания. Это все еще было впереди. А пока я установил палатку во втором лагере и вновь чувствовал себя нормально. Перекусив, я поболтал с парой друзей-шерпов, а затем поднялся еще на сто пятьдесят метров, прежде чем вернуться в палатку на отдых.

Я рассчитывал, что эти сто пятьдесят метров дадут возможность лучше акклиматизироваться, и не начнутся головные боли, которые иногда возникали у меня на большой высоте во время сна.

Но я забрался слишком высоко. И вскоре, когда лежал в палатке, послышалось бульканье в груди – верный признак начавшегося отека легких, при котором в легочной ткани скапливается жидкость, начинает синеть кожа, а сердце колотится, словно в бочке. Без срочного надлежащего лечения были все шансы умереть.

Я лежал и прислушивался к своему дыханию и чувствовал нарастающее разочарование. Какая глупость! Эти сто пятьдесят метров сломали меня, и теперь каждый вздох давался с трудом.

Нимс, ты же должен понимать. Ты же альпинист и гребаный медик! Ты все знаешь о высотной болезни. Так какого черта?

Экспедиция на Дхаулагири дала ясно понять, что существует весьма тонкая грань между успехом и поражением, так же как в бою. Но я наивно надеялся, что военная подготовка вкупе с имевшимся опытом восхождений позволит избежать проблем на Эвересте. К тому же хотелось проверить свои возможности и подняться как можно выше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное