Мы без проблем миновали ледопад Кхумбу и Западный цирк. Затем начался ветер, идти стало гораздо труднее, но наша команда смогла выйти из лагеря II, добраться до третьего лагеря и поставить палатку. Здесь мы переночевали, потому что погода продолжала ухудшаться. Я чувствовал себя хорошо, легкие не давали повода для беспокойства, а ситуация с отеком уже даже как будто подзабылась. Когда мы вышли на штурм вершины той же ночью, я внимательно следил за своим состоянием и за погодой. От подъема в темноте было несколько не по себе – однажды уже довелось почувствовать дыхание смерти, и повторять этот опыт не хотелось.
Думая о вершине, я начал подниматься по веревочным перилам и к четырем утра прошел ступень Хиллари – 12-метровый технически сложный скальный участок маршрута, с которым приходится сталкиваться каждому альпинисту, идущему на Эверест со стороны Непала. (Во время землетрясения в 2015 году ступень претерпела изменения – ее самый большой фрагмент откололся и упал, но все равно она остается основной вехой на маршруте.) И тут я почувствовал возбуждение.
– Нимс, пора уходить, – сказал он.
– Да мы только поднялись!
– Становится опасно. Многие погибают на спуске, потому что потратили слишком много времени на вершине, а погода портится.
Он был прав. Известно много историй о тех, кто решил сделать селфи на вершине или развернуть флаг своей страны и забыл, что восхождение лишь половина пути и что самое главное в любой альпинистской экспедиции – вовремя спуститься живым и здоровым. Порою в шторм скорость ветра на высшей точке планеты может достигать ста шестидесяти километров в час.
Я проверил уровень кислорода в баллоне. Я чувствовал себя хорошо и полагал, что времени на безопасный спуск достаточно. Подумалось, что, быть может, Пасанг запаниковал из-за того, что он не знал как следует рельеф, по которому предстояло спускаться. Поэтому вернуться в базовый лагерь стало его основной целью.
– Послушай, я рискнул всем, чтобы оказаться тут, чувствую себя нормально и никуда не уйду, пока не увижу восход солнца, – сказал я.
– Нет, Нимс!
– Я смогу спуститься, все в порядке, – сказал я твердо и разрешил Пасангу уходить.
Он пожал плечами и начал спуск. Было видно, что он расстроен, но я был счастлив остаться один. Я смотрел, как шерп медленно идет вниз по склону, а солнце тем временем поднималось все выше, снежные вершины гор окрашивались оранжевым и розовым, а тонкие облака внизу словно загорались. Сейчас я был выше всех на Земле, и чтобы прочувствовать это событие как следует, я снял очки – хотелось почувствовать холодный ветер на глазах. Виды вокруг были совершенно безумные – я правильно поступил, что решил дождаться рассвета, но задерживаться не стоило.
На такой высоте владение ситуацией – одна из составляющих спецназовца – так же важно, как высотный костюм или высотные ботинки. Я в последний раз взглянул на мир внизу с вершины и начал спуск, представив бутылку пива в базовом лагере, чтобы отпраздновать восхождение. Несколько дней назад отек легких надавал мне по заднице, и все же я смог взойти на высочайшую гору мира. Моя уверенность в себе не знала границ.
От подъема в темноте было несколько не по себе – однажды уже довелось почувствовать дыхание смерти, и повторять этот опыт не хотелось.
В какой-то момент ниже по склону я увидел человека. Он был один – товарищи бросили его на горе умирать, потому что что-то пошло не так, и тут стало понятно, что потребуется вся моя уверенность в себе, до последней капли.
Поначалу я даже не мог определить, жив этот альпинист или нет. Это оказалась женщина, она лежала на склоне и, казалось, не могла даже двинуться. Очков на ней не было – я осмотрелся, но так и не увидел их. Возможно, ей уже было так плохо от горной болезни, что она отбросила их, не понимая, что делает, либо потеряла. Женщина находилась в полубессознательном состоянии и почти не могла говорить, пульс едва прощупывался. Спуститься она смогла бы только с посторонней помощью, но и это надо было делать быстро.