Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

Мы без проблем миновали ледопад Кхумбу и Западный цирк. Затем начался ветер, идти стало гораздо труднее, но наша команда смогла выйти из лагеря II, добраться до третьего лагеря и поставить палатку. Здесь мы переночевали, потому что погода продолжала ухудшаться. Я чувствовал себя хорошо, легкие не давали повода для беспокойства, а ситуация с отеком уже даже как будто подзабылась. Когда мы вышли на штурм вершины той же ночью, я внимательно следил за своим состоянием и за погодой. От подъема в темноте было несколько не по себе – однажды уже довелось почувствовать дыхание смерти, и повторять этот опыт не хотелось.

Думая о вершине, я начал подниматься по веревочным перилам и к четырем утра прошел ступень Хиллари – 12-метровый технически сложный скальный участок маршрута, с которым приходится сталкиваться каждому альпинисту, идущему на Эверест со стороны Непала. (Во время землетрясения в 2015 году ступень претерпела изменения – ее самый большой фрагмент откололся и упал, но все равно она остается основной вехой на маршруте.) И тут я почувствовал возбуждение. Похоже, я все же сделаю это! Мы показывали отличное время, солнце вот-вот должно было взойти. Но когда мы оказались на 8848 метрах и я замер, наслаждаясь моментом, Пасанг забеспокоился. И так сильный ветер продолжал усиливаться, и в какой-то момент уже стало трудно стоять на ногах.

– Нимс, пора уходить, – сказал он.

– Да мы только поднялись!

– Становится опасно. Многие погибают на спуске, потому что потратили слишком много времени на вершине, а погода портится.

Он был прав. Известно много историй о тех, кто решил сделать селфи на вершине или развернуть флаг своей страны и забыл, что восхождение лишь половина пути и что самое главное в любой альпинистской экспедиции – вовремя спуститься живым и здоровым. Порою в шторм скорость ветра на высшей точке планеты может достигать ста шестидесяти километров в час.

Я проверил уровень кислорода в баллоне. Я чувствовал себя хорошо и полагал, что времени на безопасный спуск достаточно. Подумалось, что, быть может, Пасанг запаниковал из-за того, что он не знал как следует рельеф, по которому предстояло спускаться. Поэтому вернуться в базовый лагерь стало его основной целью.

– Послушай, я рискнул всем, чтобы оказаться тут, чувствую себя нормально и никуда не уйду, пока не увижу восход солнца, – сказал я.

– Нет, Нимс! Нет, нет, нет!

– Я смогу спуститься, все в порядке, – сказал я твердо и разрешил Пасангу уходить.

Он пожал плечами и начал спуск. Было видно, что он расстроен, но я был счастлив остаться один. Я смотрел, как шерп медленно идет вниз по склону, а солнце тем временем поднималось все выше, снежные вершины гор окрашивались оранжевым и розовым, а тонкие облака внизу словно загорались. Сейчас я был выше всех на Земле, и чтобы прочувствовать это событие как следует, я снял очки – хотелось почувствовать холодный ветер на глазах. Виды вокруг были совершенно безумные – я правильно поступил, что решил дождаться рассвета, но задерживаться не стоило.

На такой высоте владение ситуацией – одна из составляющих спецназовца – так же важно, как высотный костюм или высотные ботинки. Я в последний раз взглянул на мир внизу с вершины и начал спуск, представив бутылку пива в базовом лагере, чтобы отпраздновать восхождение. Несколько дней назад отек легких надавал мне по заднице, и все же я смог взойти на высочайшую гору мира. Моя уверенность в себе не знала границ.

От подъема в темноте было несколько не по себе – однажды уже довелось почувствовать дыхание смерти, и повторять этот опыт не хотелось.

В какой-то момент ниже по склону я увидел человека. Он был один – товарищи бросили его на горе умирать, потому что что-то пошло не так, и тут стало понятно, что потребуется вся моя уверенность в себе, до последней капли.

Поначалу я даже не мог определить, жив этот альпинист или нет. Это оказалась женщина, она лежала на склоне и, казалось, не могла даже двинуться. Очков на ней не было – я осмотрелся, но так и не увидел их. Возможно, ей уже было так плохо от горной болезни, что она отбросила их, не понимая, что делает, либо потеряла. Женщина находилась в полубессознательном состоянии и почти не могла говорить, пульс едва прощупывался. Спуститься она смогла бы только с посторонней помощью, но и это надо было делать быстро.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное