За грибами в Лондон

Да, неспроста дом этот в моих сновидениях казался странным: стоит как-то на юру, среди таких оврагов и буераков, что легко не найдешь, и даже адрес не поможет – настолько на отшибе дом. Неспроста я здесь зародился, такой странный. Таких странных названий улиц нигде больше и не встречал! С одной стороны этого холма течет улица Низенькая, с другой – Поперечногорская. Даже компьютер не поверил, подчеркнул это название красным! Помню, как скользил на санках с холма к фигурной чугунной колонке на перекрестке наклонных улиц. Зима! Замерзшие, сверкающие ледяными узорами окна. Что-то изменилось с тех пор в природе (и в жизни) – давно уже нет тех роскошно плетеных ледяных «пальмовых веток», сплошь покрывающих стекло. Сколько в этих узорах видишь важного для тебя! Замечаешь, как с медленным поворотом земли «ледяные ветки» начинают все ярче сверкать, переливаться всеми цветами, наполняться солнцем – и, ликуя, вдруг ощущаешь огромный, занимающий весь объем вокруг смысл и разум, заботящийся о том, чтобы твое сердце наполнялось. Сколько десятилетий прошло с тех пор – но более нарядной, праздничной комнаты, чем тогда, я не видел!

Солнце греет все сильней, ощутимо нагревая лицо и руки. Узоры подтаивают, стекают, и остается лишь запотевшее с нашей стороны стекло. И это – самое то! Было волшебное творчество природы – а теперь действуй ты! Соревнуйся! По туманной пленке остывшего пара, покрывшей стекло, рисуется так приятно, с забавным скрипом – упругий твой палец, оказывается – отличный инструмент! Рисуй что хочется. Первый азарт творчества! И вначале, как всегда, портреты – мой и моей младшей сестры, сидящей рядом на подоконнике и тоже охваченной тем же азартом. Появляются круглые рожи с глазами и ртом, которые тут же начинают «плакать» – стекают струи. Тут же рисуются новые портреты – старые, тем более плачущие, уже не устраивают. Стремление к совершенству! И, чувствуя безграничные возможности своей души, со скрипом, похожим на стон, стираешь подушечкой ладони родные «портреты» и страстно, горячо надышав «новое полотно», новый слой пара на стекле, рисуешь по новой. Утираешь сладкий пот и чувствуешь, что лучше не бывает. Рядом со мной трудится моя младшая сестра. Уже ясен ее легкий, покладистый характер. Мы весело толкаемся, сопим – тесные, теплые отношения за общим увлекательным делом. Приятно, оказывается, быть с другим человеком, не тобой. Я замечаю вдруг, что сестра взяла откуда-то гвоздь и рисует тонкие линии, рисунок ее затейливее, в нем вмещается больше – добавляет к рожицам сверху чудесные «кудри».

– А давай, – я заранее ликую оттого, что скажу сейчас смешное, – ты мне дай свой гвоздь – а я тебе дам свой палец!

Мы смеемся… если бы все комнаты были бы так же озарены, так же полны азартной, веселой работой, как прекрасна была бы жизнь! И надо к этому стремиться, искать эти комнаты!

И вот, приехав в Казань, я увидел эти окна.

Другое пронзительное воспоминание – лето. На плоской утоптанной площадке перед домом в какой-то странной неподвижности стоит толпа пацанов. Сразу почувствовав – это в четыре-то года! – нечто цепенящее, странное, испуганно приближаюсь. Что так сильно, словно в сказке, заколдовало их?! Все взгляды неподвижно устремлены в одну точку, где за тремя оврагами и четырьмя холмами, совсем в уже недостижимой дали, горит оранжевая полоска заката, и на ней – крохотная черная «заплатка». Что это? Почему они смотрят так далеко? Какое имеют отношение к тому, что происходит там, в столь далеком, абсолютно недостижимом, нереальном? И вдруг вижу, что заплатка на фоне заката начинает двигаться по нему, перевожу изумленный взгляд на ребят и по гордому изгибу их губ понимаю: то, далекое, недостижимое, в их руках! Тонкая нить тянется меж пальцами аж туда, к горизонту! Там, в недостижимой дали, его бумажный змей: торжество, власть над пространством, сила разума и воли! Как важно ощутить все самое главное в жизни в самом начале, в «гнезде»! Сразу – и навсегда! А кто не помнит, откуда вылетел, – никуда и не прилетит.

Любимые руины