— Ничего особенного мы не сделали, — рассказывал мне позднее застенчивый лейтенант Устинов, — а только начали «считать» по очереди танки с головы до хвоста колонны и обратно. Несколько из них загорелись. Остальные, разыскав под огнем проезды между деревьями, начали выходить в поле, стали нащупывать нашу батарею. Ну а мы их, конечно, тут же расстреливали.
Именно в этот момент, о котором говорил Устинов, из подлеска и понеслись на врага танки лейтенанта Мохова: два КВ, три Т-34 и четыре Т-26. Они расстреливали танки и мотопехоту на бронетранспортерах и мотоциклах, которая так и не спешилась.
Экипажи лейтенанта Мохова и командиров взводов его роты лейтенанта С. Михайлова и младшего лейтенанта В. Милашкина уничтожили пять боевых машин врага, раздавили гусеницами три орудия, которые не успели сняться с передков, и более двух взводов мотоциклистов. В тридцатьчетверку лейтенанта Михайлова попал снаряд, перебивший гусеницу. Не прекращая огня, экипаж принялся устранять неисправность, гусеницу удалось натянуть. И хотя в это время был ранен лейтенант, танк все же пошел в атаку. Однако экипаж вновь постигла неудача: вторым снарядом гитлеровцы подожгли их боевую машину.
Приказав нескольким экипажам прикрыть подбитую машину, лейтенант Мохов бросился спасать Михайлова и его подчиненных. Это удалось сделать. Танкисты, поддерживая раненого командира, ушли в тыл, а Мохов с Милашкиным повели свои взводы в атаку на три вражеских Т-IV, которые пытались зайти в тыл артиллеристам батареи лейтенанта Устинова.
Метким огнем из пушки младшему лейтенанту Милашкину удалось поджечь одну боевую машину. Командир орудия из экипажа лейтенанта Мохова — Николай Зимин тоже не упустил удобного момента: он расстрелял один танк, вогнав несколько бронебойных снарядов в баки с горючим.
И с этой вражеской колонной было покончено. Гитлеровцы не выдержали, начали пятиться. Дивизия пошла на прорыв. Немецкая часть, подразделения которой непрерывно прибывали к месту боя и с ходу вступали в поединки с нашими танкистами и артиллеристами, сгрудилась на небольшом участке перед позицией противотанковой батареи лейтенанта Устинова. Это был самый подходящий момент для атаки на противника главных сил полка.
И капитан Горелов дал сигнал. Через четверть часа с гитлеровцами было покончено. Путь на Ясениничи был свободен для остальных частей дивизии.
Выстояли!
Готовясь оказать помощь 40-й танковой дивизии, генерал Фекленко на ходу производил перегруппировку 43-й танковой и частей корпусного подчинения. В штабе корпуса никто не сомневался в мужестве, хладнокровии и способностях полковника М. В. Широбокова. Мы были уверены: он примет все возможные меры, чтобы самостоятельно, своими силами выйти из трудного положения.
И не ошиблись. Да просто не могли ошибиться, так как хорошо знали высокие волевые и командирские качества комдива, который еще в гражданскую войну успешно командовал ротой, батальоном, полком. В Великую Отечественную Михаил Васильевич вступил зрелым, многоопытным командиром, закончившим командный факультет Военной академии бронетанковых войск. И не случайно был назначен в период формирования 19-го мехкорпуса командиром танковой дивизии.
Блестяще решив поставленную перед соединением задачу, полковник Широбоков доложил командиру корпуса обстановку и продолжал движение к указанному дивизии рубежу. К сожалению, в тот час он не знал еще истинного положения дел на фронте всей 5-й армии, а потому не представлял в полной мере, как опасен путь вверенного ему соединения к цели.
В это самое время командование 19-го мехкорпуса сделало остановку в лесу восточнее Грушевицы, чтобы разобраться в складывавшейся обстановке. Правда, мы имели на руках лишь данные собственной разведки, которые, увы, оказались весьма достоверными. Они не сулили ничего хорошего ни Широбокову, ни Цибину, ни корпусу в целом.
Правый наш фланг по-прежнему оставался открытым, причем разрыв между войсками 5-й армии, отражавшими яростные атаки гитлеровских дивизий в районе Луцка, и механизированными корпусами оказался настолько велик, что в образовавшуюся брешь противник мог ввести не только дивизию или корпус, но и целую армию. Это обстоятельство вызвало у нас большую тревогу.
Связь с 9-м мехкорпусом генерала К. К. Рокоссовского оборвалась еще утром. Уже давно не было ее и со штабом армии. Поэтому нам пришлось решать поставленную задачу совершенно изолированно от других войск, если не считать 228-й стрелковой дивизии, которая крепко держалась с нами и надежно прикрывала левый (восточный) фланг корпуса.