За колымским перевалом

Не скрывал своего откровенного Пренебрежения к идее проведения конференции и Дубовцев. А в нем-то он как раз надеялся найти единомышленника. Смелеков видел, что назревает конфликт со вторым секретарем и всячески пытался его погасить. Однако Дубовцев с упрямством необъезженного коня старался на каждом бюро занять независимую, а то и прямо противоположную позицию, выступал с резкими возражениями, зачастую неубедительными, поскольку шли они не от уверенности в своей правоте, а от желания доказать неправоту первого секретаря. Смелеков спокойно, доказательно отстаивал свою точку зрения, делая вид, что не замечает взвинченности второго секретаря, его нервозности.

Конфликт возник неожиданно в конце заседания бюро, где обсуждался вопрос о конференции. Прошло оно как никогда бурно. Почти все члены бюро, кроме Кубашова и первого секретаря райкома комсомола, в разной форме, но поддержали возражения Лисянского и выступившего сразу же после него Дубовцева. Смелеков надеялся на поддержку Бекшина, но рабочий простыл, провалившись в наледь, и приехать не смог.

Слушая их доводы, Смелеков вынужден был признаться себе, что виноват сам: переоценил силу своего авторитета, не счел Нужным сразу подробно обосновать свое предложение. Так что с опозданием и в условиях горячего спора Смелекову пришлось делать то, что он обязан был сделать вначале.

Его выступление переломило ситуацию. Когда он закончил, Спирягин, председатель райкома профсоюза, круглолицый плотный мужчина с пухлыми губами и плутовским взглядом круглых; навыкате глаз, бросил карандаш на стол и весело сказал, слегка заикаясь:

— Меня лично убедила позиция Тихона Матвеевича. Я готов включиться в подготовку конференции. Мы действительно еще ни разу не говорили с геологами откровенно и в широкой аудитории. — Он повернулся к Тургееву и толкнул его в плечо. — И зря ты, горнячок, потешаешься над названием. Чем тебе плоха «конференция». Дело затеваем серьезное. Совещание — это будничное что-то. А мы вопросы постав вили, решением которых будущее Теньки на десятилетия вперед определим. Так что «конференция» — в самый раз будет.

Дубовцев с независимым видом обвел взглядом лица членов бюро.

— Я, в принципе, не возражаю против необходимости проведения совещания геологов. Я — о другом. Мы много говорим о ленинской скромности. Скромность должна быть и в названиях наших мероприятий. Поэтому я остаюсь при своем мнении назвать предстоящее собрание геологов просто совещанием. Представителей от соседних районов не приглашать. Совсем это ни к чему, каждый свои проблемы будет подсовывать.

— Возражать против необходимости проведения, — презрительно усмехнулась Кленова, — у вас пороху не хватит. А вот к названию вы не зря прицепились. Вас бы очень устроило, если это большое дело свелось бы к «просто Совещанию». Не думаю, чтобы вы не понимали, что для форума горных специалистов и геологов Высокого ранга, цель которого — разобраться в принципиальных вопросах теоретического плана и на этой основе решать практические вопросы, научно-практическая конференция — самое точное название.

Дубовцев не нашел что ответить, казалось, конфликт исчерпан. Однако, когда Смелеков попросил поручить подготовку конференции ему, Дубовцев вспыхнул, сбивчиво и обиженно стал говорить о том, что удивлен отношением к нему первого секретаря, который принижает его права, что вопросы геологии курирует второй секретарь, следовательно, готовить совещания геологов — его первейшая обязанность.

Смелеков молча ждал, пока выговорится Дубовцев. После его шумной сумбурной речи спокойный, уверенный голос первого звучал особенно убедительно.

— Конференция геологов более чем серьезное дело, и чтобы она имела положительные результаты, готовить ее надо скрупулезно и вдумчиво. Сделать это метет человек, который сам, лично до конца убежден в ее необходимости и целесообразности.

Бюро поддержало его предложение.

Смелеков болезненно переживал размолвку со вторым секретарем, да еще в присутствии членов бюро. Ранние сумерки опустились: на поселок. В кабинете царил полумрак, горела одна настольная лампа. Смелеков, забыв о времени, то расхаживал по кабинету, то подолгу стоял около раскрытого окна. Тихо приоткрылась дверь, вошла Кленова.;

— Не собираетесь ли здесь ночевать?

Смелеков вздрогнул, быстро оглянулся.

— Хорошо, что вы зашли, — он закрыл створки окна.

— Переживаете стычку с Дубовцевым?

— Да! Не злюсь, не возмущаюсь, а именно пере? живаю. Чем объяснить эту откровенную, с трудом сдерживаемую его неприязнь ко мне? Неужели только тем, что он рассчитывал занять кресло Таркова.

Кленова, зябко кутаясь в платок, отошла подальше от окна.

— Нет, Тихон Матвеевич, не в этом дело. Разве может человек возненавидеть другого человека, ранее незнакомого, только за то, что тот перешел ему служебную дорогу? Тем более что вы ведете себя по отношению к нему настолько корректно, ровно…

— Оказывается, может! Сегодня я убедился, тут не обычная несовместимость характеров. Тут ненависть! Я почувствовал это впервые неделю назад, когда неожиданно встретился с Дубовцевым в тайге.