— Сейчас, скажу. На суде молчать буду, а тебе скажу. Все из-за него, проклятого! — Серафим кивнул головой на золото, вздохнул. — Геолога Федорова в тот год я столкнул с лодки, когда переправу держали вместе. Зачем? Теперь то я тоже думаю — зачем? В те разы не думал — знал зачем. Одна мысля крепко засекла в башке. Рассказал мне как-то бродячий мужичишка, как его брат утек за кордон. С золотом. Растолковал тот человек, — нету, мол, у нас ходу с золотом ни в теплых, ни в холодных краях. Будешь ты как новенький алтын на людях сверкать. Рано или поздно, а сцапают. Вот и решил податься туда. Благо, граница рядом. Мыл, да прятал. Тут и Федоров со своим золотом подвернулся Во мне азарт-то И взъярился. На ключе Тенистом намыл он то золото. Богатое! Сразу раскусил, где ему, этому золоту то есть, быть! И нашел. И потерял. И золото и себя. Мне в ту пору это было на руку. Поставили геологи на той долине крест. Жил спокойно. Охотников, и тех отвадил. Утоп один нечаянно в болоте, объявили мою округу проклятым местом. Много я намыл золотишка. А Все казалось мало, вот еще, думаю, фунтишко добуду — и подамся. И затянул. Годы перестал замечать, все складывал.
Говорил Серафим медленно, часто прислушивался к чему-то, словно удивлялся тому, о чем рассказывал. Смелеков молчал.
— Стукнуло как-то мне в башку, куда ж я один-то? Чужой мне не попутчик, оберет. Своя кровинушка Надобна. Взял бабу в дом — сына мне родишь, не то придавлю. Родила. Вместе охотились, рыбалили. Ремеслу всякому учил. А тут служба сыну подошла. Боялся я — не вернется Митяй после армии в тайгу. Вернулся! Тут я ему и открылся. А как за кордон пробраться — не знаем. Нашел Митяй дружка для компании. Глянул я на него — душа сразу отвернулась. Не возьму! Только другого-то не оказалось. А этот на словах-то складно расписывал: зимой подадимся на Чукотку, да с местным охотником и махнем к соседям. А пошло все прахом. Дружок тот еще дружка потянул. Митяй и сам схватился, да поздно. Хотели отколоться от них, да вдвоем махнуть. Выследил кудлатый сынка моего, когда он золото клал в тайник. И Прикончил тут же на месте. И золото все уволок. Вот федоровское — золотишко, что в доме держал, только и осталось.
Серафим замолчал и замер на стуле, точно одеревенел. Потом пошевелился, коротко глянул на Смелекова, посмотрел на дверь.
— Благодарствую, что терпежу набрался, выслухал до конца. А я что? Коль с горы покатился, никаким упором не удержать. Чего мне теперь в жизни осталось? На суку повеситься! Хотел! Только душа-то к старости трясучая оказалась. Когда других жизни лишал — зверем становился. А вот на себя озвереть не смог. Страх один остался, волком он у меня в груди день и ночь воет. А вдруг там и взаправду бог есть? Он-то, страх, и погнал к тебе. Раньше у попа исповедовались, в грехах клялись. Мне к попу нельзя — он от моих грехов заикой станет. К тебе вот пришел. Знаю, доброго слова от людей не заслужил. Може за золото, что людям открываю…
Смелеков подошел к стене, отдернул шторку на карте.
— Можете показать ключи, где мыли с Федоровым? С картами знакомы?
Серафим долго смотрел на него, словно не мог понять, чего от него хотят, затем приподнялся, подошел к карте, по-медвежьи переваливаясь с боку на бок, долго водил заскорузлым пальцем.
— Вот тут. На этих вот ключах и с Митяем потом мыли.
— И здесь есть золото?
— А как же! По всем протокам ходили.
— Значит, по-вашему, по всей долине россыпи?
— Что касаемо притоков Тенистого, тут мы все исходили вдоль и поперек, есть оно туточки.
Серафим заметил тяжелый взгляд Смелякова, вяло махнул рукой, стал застегивать полушубок.
— Да не казнись ты, Тихон Матвеевич. Был тот случай… Ну, спас я вам жизнь. Только не за тем я пришел к тебе. Защиты не прошу. Грехов было у меня больно много. Все возьму, отпираться не стану. И что причитается — приму с покорностью. Вот еще тебе.
Серафим достал из-за пазухи чистую тряпицу, развернул и протянул небольшую толстую книжку.
— Что это?
— После Федорова осталась. Полевая. Не раз собирался и выбросить, и сжечь в костре. Не смог. Сцепило руки, а что — сам не знаю. Донес вот до тебя, — старик повернулся и заковылял к выходу. — Я в коридоре поторчу. Вызывай их…
— А в доме вашем кто остался?
— Спалил. Все дотла. Дождался, пока последняя головешка пеплом посыпалась, и пошел сюда.
Обманывать не буду — придется вам отвечать за все. Но за откровенность, за помощь нашему общему делу — спасибо.
— То-то и оно, что общее, — криво усмехнулся старик.
— А фамилия Донсков вам не знакома?
Старик замер, приподнял голову, как будто прислушиваясь к чему-то, и поспешно замотал головой.
— Не-е-е! Не слыхал про такого. — Повернулся, посмотрел на Смелекова. — Откуда знаешь про него?
— Он тоже работал в тех местах.