За куполом

Программный центр находился в самом ядре Центрума. Ядро представляло собой полость, построенную в форме сферы, внутренняя поверхность которой была схожа с потолком пещеры – ее всю покрывали конусообразные выступы, напоминающие сталактиты. Одинакового диаметра у основания, но разной длины, все они застыли в состязательном стремлении к центру полости. Там, заполняя собой большую часть пространства, желтым огненным шаром пылала самая настоящая звезда. Вся в постоянном движении, переливаясь раскаленными потоками магмы, она выбрасывала неожиданными спазмами высокотемпературные волны на поверхность с конусными массивами, которые, почти долетая, разбивались о невидимые энергетические скалы.

Дверь выводила в основание своеобразного утеса – он напоминал мост, проложенный сквозь центр местного светила, но, расплавленный высокими температурами и временем, обрывающийся недалеко от его поверхности. Снизу мост поддерживался железными опорами, упирающимися в закругленные стены полости. На солнечной стороне утеса, почти у самого края, находилось возвышение. Сооружение высотой в три этажа, наклоняющееся над пропастью к согревающей жаре звезды, имело наверху просторную площадку, куда вела неширокая лестница.

Спина утеса формировала собой широкую площадку, заставленную письменными столами по типу бесконечно просторного офиса под открытым небом. Они темнели на фоне пылающего шара, расставленные в два ряда и сделанные из спутывающихся меж собой металла и стекла. Каждый стол и кресло подле него были больше обычных, созданные под кларкорианцев из настолько мелких деталей, что их видимая структура усложнялась с каждым шагом приближения. На столах не было видно мониторов и клавиатур – видимо, кларкорианцы подключали свою электронную нервную систему напрямую. Все кресла пустовали и были повернуты в разные стороны, что придавало этому месту атмосферу отчуждения и тоскливой заброшенности.

Мерве первым после Айоки вошел внутрь. Несмотря на близость звезды, температура не повысилась ни на градус. Он прошелся меж рядов, подошел к боковому краю. От пропасти его отделял толстый железный поручень, помутневший от времени. Внутренняя стена, ощетинившаяся лесом «сталактитов», уходила далеко вниз, постепенно закругляясь внутрь и растворяясь в раскаленном воздухе. При попытке окинуть взглядом окрестности кружилась голова, а что удалось увидеть, сразу же расплывалось – глаз не мог привыкнуть смотреть на такие расстояния.

– Объем этого места равен объему, который занимает планета Марс, – проговорил Айоки. Он уселся на одно из кресел. – Уют у нас означает просторное помещение.

Он извлек из ножки стола крохотный полупрозрачный диск, в два сантиметра диаметром.

– Это квантовый процессор. Лучший, что можно изобрести. Такие же процессоры используются в вычислительных системах Амадиса. Мощность одного этого диска превосходит мощность всех электронных систем Земли, вместе взятых. Центрум на девяносто три процента состоит из этих процессоров. Строение Амадиса сложнее любого разумного существа, он умнее их всех, во всей Вселенной не было и никогда не будет ничего подобного. А раз мы его создали, значит, мы превзошли Создателей. Поэтому та скульптура и называется «Апофеоз». Теперь мы сами себе боги!

Наверху открывалась та же картина, что и внизу. Взглянув туда, можно было увидеть часть противоположной стороны, там поверхность казалась гладкой с равномерным зеленоватым оттенком. Она то и дело искажалась от исходящего разогретого газа и энергетических полей.

Мерве, ведомый одним любопытством, двинулся дальше. На носу утеса к рекам лавы наверху вздымался постамент. На его плоской вершине теперь, при более близком рассмотрении, стала видна постройка Т-образной формы. Словно девушка, стоявшая на вершине скалы и вскинувшая руки навстречу бризу, она ловила потоки солнечного ветра, позволяла ему обтекать себя, увязала в нем.

Мерве взглянул на лестницу, ведущую наверх, и остановился в сомнениях. Оглянувшись назад, он увидел, что Айоки вместе с остальными стояли около него.

– Я работал вот за этим столом, – указал Айоки на предпоследний слева стол. – Пятьдесят шесть лет я в числе еще сорока человек разрабатывал программное обеспечение Амадиса. Его образ мышления, мораль, законы, логика – все это мы вносили лично. Сидя на этих креслах, мы писали законы, тестировали их на виртуальных моделях, обсуждали вместе, после чего я, на правах возглавляющего группы, поднимался по этой лестнице к панели ввода там наверху, – он имел в виду Т-образную постройку на вершине. – Вручную, через одну-единственную клавиатуру я вводил новые коды, делая Амадиса справедливее с каждым разом.

И Айоки начал восхождение по лестнице. Та была настолько узка, что никто не мог идти рука об руку, поэтому все вытянулись в нестройную колонну. Аарон шел вторым.

– Раз уж вы программировали Амадиса, – сказал он, – объясните, он порой эмоционален. Усмехается, злорадствует. Ну, пожалуй, мне так показалось. Разве вы не создавали его затем, чтобы нами правил холодный разум?