Тут же ночью я ввёл в пьесу ещё одно действующее лицо – горничную. Она была и при первой жене, и при второй. Она – третья. Третья женщина, к которой он был неравнодушен. И даже был привязан к ней не меньше, чем к двум официальным. Ей тоже досталось наследство – пьеса, в которой он описал их собственную жизнь и даже предсказал, как будут развиваться события после его смерти. Та самая пьеса, которую они все вчетвером теперь и играют. Я не выходил из дома сутки, всё не мог оторваться от новой версии пьесы.
Я пошёл от желания помочь Татьяне, но потом мне самому так понравилась именно эта версия, и из второстепенной роль Татьяны стала чуть ли не главной.
Прежде чем перепечатать текст, я прочёл всю пьесу Татьяне. Для этого мы встретились в театре. Я нашёл закуток, в котором полтора часа, размахивая руками, изображал пьесу.
Татьяна просто окаменела. Она была на читке пьесы труппы, она знала ту пьесу, а теперь, поняв мой замысел, просто замерла от счастья. Я закончил читать. Она обняла меня и заплакала.
– Что теперь будет? Ведь мне эту роль не дадут никогда.
– Тут надо по-хитрому, – сказал я.
– Это гастрольный вариант, с ним наверняка поедут за границу. Зачем им ещё одна роль? Режиссёр и три актёра, им больше никто не нужен. Все трое – звёзды. В Америке все сбегутся.
– Согласен, – сказал я. – И точно знаю, что ещё одна звезда им не нужна. Это делёжка славы и… А что касается денег, то ты согласна ехать на гастроли бесплатно?
– Да я приплатить готова, только бы играть в этой пьесе с такими артистами.
– Ну вот и всё, а дальше уже дело моё.
Я перепечатал пьесу. Кстати, Татьяна дала мне довольно толковые замечания именно по своей роли. Актёры могут не разбираться в драматургии, но, что им нужно, они нутром чувствуют. Хотя некоторые из них умны чрезвычайно. Вот из них как раз и получаются режиссёры и драматурги. Одного из них, помнится, звали Шекспиром.
Я перепечатал пьесу и встретился в главрежем. Зная нелюбовь её к чтению всяческих пьес, я набился к ней в гости домой. Сказал, что привезу потрясающего человека, американца, который хочет пригласить нас в Америку. Поскольку главреж по-английски никак, я позвал своего друга, который преподавал мне английский язык за полцены по дружбе.
Мы приехали. Друг молотил по-американски, я переводил. Главреж сделала хорошие бутерброды, друг подарил ей золотое ситечко, купленное мною заранее. Главрежу ситечко очень понравилось.
Я переводил вольно: расхваливают главрежа на все лады. Наконец перешли к делу. Мой друг пригласил в Америку с пьесой на трёх-четырёх артистов. Он имел в виду мою инсценировку Моруа.
– Да, – говорила главреж, – у нас будет такая пьеса.
Друг сказал, что готов позвать и режиссёра, и драматурга.
После чая, несмотря на кислую мину главрежа, я стал подробно пересказывать новый вариант пьесы.
– Погоди, – сказала главреж, – я же её читала, что ты морочишь нам голову?
– Потерпите, – сказал я и стал зачитывать новые куски.
Главреж всё поняла сразу. Пьеса, конечно, стала интереснее.
– Кого же мне на эту роль? – задумалась главреж. – Четвёртую звезду они не потерпят. Кого же?
Я встал на колени и сказал:
– В этой роли я вижу только одну актрису.
– Ты с ума сошёл, – сказала главреж, хотя я ей ещё никого и не называл.
– Они четвёртую звезду не потерпят. Значит, смотри: писатель – Виторган, прошлая жена – Ольга Яковлева, нынешняя – Неёлова, а эту твою горничную…
– А если…
– Да ты что? Никогда.
– Тогда остаётся какая-нибудь совсем неизвестная. Знаете, кого я видел в этой роли, когда писал?
– Давай уже, говори, кто тебя взял на крючок.
– Татьяну Щелокову, – замерев, сказал я.
– Совсем сдурел, чтобы эта писательница, ты знаешь, как её у нас зовут?
– Как?
– Змея подколодная. Она что, тебе нравится?
– Умираю по ней, – честно сказал я.
– Это потребует колоссальных психологических затрат.
– Она готова играть на гастролях бесплатно.
– Ну ещё бы… – сказала главреж. – Ну, это уже слишком.
Я понял, что дело может выгореть.
А дальше мы пили чай с американцем и веселились как дети.
– Ну, ты, говноулавливатель, – время от времени говорила мне главреж.
– В каком смысле? – спрашивал я.
– Скоро узнаешь, – сказала мне главреж на прощание.
На улице мой друг сказал мне:
– Знаешь, эта история так мне понравилась, что я, кажется, действительно сделаю вам гастроли. У меня там есть такой человек. Он сможет.
Но на этом я не успокоился.
Вечером следующего дня она пришла ко мне. Я встретил Таню на «Алексеевской». С цветами. Розы были какого-то необыкновенного кремового цвета. Мы шли, держась за руки, как школьники. Она моего роста, ну, может, сантиметра на два ниже, поэтому за руку идти удобно. А под руку идти как-то чопорно.
И вот идем мы, и она, конечно же, спрашивает, говорил ли я с главрежем.
А я ей отвечаю:
– Посмотри, какое солнце, посмотри, как вокруг хорошо, зачем нам говорить о каких-то там главрежах.