За мной следят дым и песок

Но когда приходила ночь и остужала проповедь органической химии и снимала дозор на такой-то полосе жития профессора, Ида Леонтьевна пересаживалась с письменного катамарана — на «Фарман» воздухов или за набранный в черных воронах рояль, несущих пищу — всем застрявшим в пустыне тьмы. Потому что пролетали сквозь уложения камня и песка, и преодолевали засеки меж явью и сном — и свободно впархивали во все виденья, и в грезы, и в кошмары… И как жаль, что сама Ида Леонтьевна не слышала, как виртуозно исполняла ночного Бетховена, в солидарность с коим несдержанным взяла тишайшие уши, и как бурно прокатывала по всей гряде Листа и врезанную на постоянное хранение романтическую ностальгию Шопена, и не подозревала, что и вся коммунальная квартира, впрочем, и нижняя, и верхняя просыпались и слушали на перевале между сном и утром — кончерто гроссо, если не по составу выдающихся пианистов, выдернутых из той и этой ночи, так большой концерт — по числу слушателей…

Не путать — с машиной, что напялила себе на темя громкоговоритель и развозит по городу советы и наставления… и оштрафовать бы — всех, кто водится со скверным сравнением.

4.

Уточнение. Кое-кто в ученых кавалерах не то чтобы был полный Гусь, а тот еще, коим безоглядно прикидывался, развязно представлялся. Но, как и бывает со стопроцентной правдой, она нашла пути, чтобы обнажиться.

Как-то в начала мая, неофициально зовущиеся «В трех пустяках от крушения», вступила приезжая с королевской статью, в белокурых локонах, пляшущих вдоль шляпки-клош, в элегантном пыльнике, обогнавшем пыль, а руку королевствующей правды прихватил картонный, почти игрушечный саквояжик с побитыми коленками или расцарапанными углами. Но поскольку приезжей было сорок, наблюдатели сочли правду — устаревшей. Залетная гостья из королевства подлинников встала, как лист пред травой, под тысячей студенческих окон странноприимного стекла и, не гадая, за каким отточием глаз притаился тот любезный, кто ей нужен, глубоко вздохнула и пронзительно выкрикнула: «Густав!»

Никто не знал, кого окликает правдивая престарелая фрау или, может быть, прелестная старая пани, но всех потрясло ее жестокое бесстрашие: все же лучше было шуметь — чем-то более реалистичным, громыхнуть — разгулявшимся, что, по мысли недоучек-окон, пришлось бы по нраву абсолютно всем, звучно огласить — многоликое в сем подворье имя, чем эти признательные показания… чем название похоронного магазина — «Венки и букеты не для всех»… Но вдруг, как ни странно, где-то в верхах разверзлась завеса — и обнаружился такой же отчаянный поясной кавалер-студент, кто радостно крикнул: «Мама, привет!» — и он был Гусь Потоцкий.

Он вообще пользовал изрядную глотку и рекомендовал друзьям непременно развивать в себе на случай — горлана агитатора, можно толкнуть несколько небезынтересных идей, или главаря и патрона. Что скреплял — личным почином, в частности, когда кавалеры и сотоварищи-барышни ежедневно срывались — к наукам, в паломничество к сокровищам просвещения, и дорога была соответственно нескончаема и брала рысь едва от порога сна. Не желая отстаивать трамвайное время вхолостую, но стажироваться в голосоведении и в ораторском мастерстве, да не раскрошатся, или чтобы взбодриться и всегда быть в тонусе, кое-кто Костя Новичок и Гусь Потоцкий упражняли то напутственное слово к младому племени, то схватки с врагом, пробовали диспуты и пропаганду, поучения и профилактику — и ловко перекрикивали брань железных колес с рельсами, а в надежде быть понятными гоняли почерпнутый здесь же, в транспорте, слог. Например, как-то барышня-студентка вошла в дальнюю трамвайную дверь, возможно, ей хотелось одиночества в толпе или повторить слушателям небес — все, что знает к скорому семинару. Но Гусь Потоцкий, безбилетный в тот миг — или пожелавший остаться им и впредь, не то ревнующий о полярной площадке, подмигнув притиснутым соучащимся, отсылал стоявшей на горизонте — грозное и смрадное:

— Наташка! То есть прячешься от супружника, зараза? Значит, правду лялякают, что шашни с соседом завиваешь? Ну, погоди, чертова паскуда, придем домой, так я собственноручно объясню тебе, что такое чистота! — и отсылал к невинной — все трамвайные взоры и уши.