За правое дело

Наутро по этому поводу в самом большом, жестяницком цехе собрался заводской митинг. С железного бункера, куда Денис взобрался с другими рабочими-подростками, митинг был хорошо виден. В самой гуще голов, черных, сивых и лысых, серых и цветастых платков и косынок в центре цеха высилась широкая железнодорожная платформа, а на ней стояли несколько человек, и среди них знакомые Денису: длинный и прямой, что корабельная мачта, огненно-рыжий конторщик Влас, гороподобный кузнец Илья, рядом с которым Влас казался и меньше и тоньше, вновь назначенный директор судоремонтного (говорят, из чекистов), невысокий, крепко сложенный, средних лет человек с усатым лицом, в рубахе с открытым воротом, опоясанный солдатским ремнем, и еще один: незнакомый Денису, небольшой ростиком, в городском пальто, рядом с громадиной кузнецом казавшийся совсем крохой. На нем-то и были сосредоточены взгляды собравшихся, даже стоявших рядом с ним Ильи и Власа, будто не кто иной, а он, этот маленький чистенький человечек, первым принес эту страшную весть и само событие. Так, по крайней мере, казалось Денису, во все глаза разглядывавшему пришельцев.

Первым заговорил Влас. Поднял, как семафор, тощую длинную руку, подождал, пока люди окончательно разместятся на станках, окнах и грудах железа, объявил митинг открытым; еще подождал, откашлялся, показал на маленького человечка, объявив его полномочным представителем горсовета, и, уступив ему свое место, отошел, спрятался за Илью.

Цех напряженно замер. Прекратились даже покашливания и шевеления, как некогда стихали толпы солдат и красногвардейцев, отдавая себя во власть одного «медного всадника», так поразившего Дениса.

И вдруг все рухнуло. Не успел оратор начать речь, как в ледяной тиши кто-то негромко и внятно произнес: «Господин прапорщик». Сотни голов сразу же повернулись к нарушителю тишины, послышались смешки, заскрипело под тяжестью тел невидимое железо.

— Эсер он, какой он есть горсоветчик! — снова, уже настойчиво повторил голос.

— Дайте высказаться человеку!

— А чего говорить — известно, контра!

— Товарищи!.. — Последнее уже выкрикнул новый директор. — Товарищи! — повторил он, когда в цехе несколько стихло. — Поскольку городской Совет поручил товарищу сделать нам сообщение, зачем же мешать ему? Послушаем, а после, если надо будет, поговорим.

Цех одобрительно загудел и смолк. Человечек выдвинулся вперед, расстегнул на пальто без того свободный ворот, заговорил взволнованно, громко:

— Вот кто-то тут меня назвал: «господин прапорщик». Это верно. Правда, офицерский чин небольшой, самый, можно сказать, низкий, но так. А лидер большевиков товарищ Ленин — юрист, адвокат с высшим образованием, бывший царский чиновник, — что вы на это скажете?

Человечек обвел пытливым взглядом примолкшую аудиторию и продолжал еще уверенней, громче:

— Мы, социал-революционеры, за социальную революцию, хотя и среди нас, как и среди большевиков, были предатели, тайные агенты и пособники буржуазии…

— Дело говори! — крикнули за платформой.

Окрик, неожиданно и резко прозвучавший в тишине, заставил оборвать фразу и круто обернуться оратора, вызвавшего своим пугливым движением сдержанные смешки.

Денису, еще минуту назад завороженному властью оратора, он вдруг показался маленьким, жалким. Одно невольное движение лишило его этой власти. И хотя речь пошла о главном: о войне, о вторжении румынских и немецких войск в пределы России, цех продолжал перешептываться, фыркать в платки, шикать и волноваться. И трудно было ловить речь оратора, изо всех сил старавшегося перекрыть шумы. И опять Денису вспомнился «медный всадник». Того слушали даже во дворе, в стужу. И смеялись, когда смеялся он, возмущались, выкрикивали угрозы, проклятия Керенскому и его Думе, если этого хотел он, «медный всадник»…

Денис очнулся, когда в цехе прогремел знакомый бас дяди Ильи:

— А как насчет этого товарищ Ленин?

И сразу же наступила безмолвная, жадная тишина. Но за человечка поспешил ответить новый директор:

— Товарищ Ленин за мир. Чего бы он нам ни стоил.

— И правильно! — удовлетворенно отозвался Илья.

— А война как же?

— Кому верить?

— Тихо, братцы! Слушай, чего нам директор скажет!..

А новый директор уже бесцеремонно потеснил человечка в пальто и встал на краю платформы, как матрос в качку.

— Товарищи! Все, что здесь было сказано о войне, — правда. Буржуи всех стран боятся революции как черт ладана. Они хотят задушить нас, вернуть нам царя, как хотят этого меньшевики и эсеры…

— Это ложь! — выкрикнул человечек.

Но директор даже не повернулся в его сторону.

— Это правда! И хотя вам, уважаемый представитель, Совет поручил сделать нам сообщение, но, как говорят в народе: хвостом воду не мути — хвост отрубим!

Взрыв хохота, веселый шум, крики надолго захватили цех, перекатывались из угла в угол. Денис, впервые слушавший «нового», восторженно пожирал его глазами, весело смеялся со всеми.

— Мы, большевики, не хотим войны, не хотим ничьей крови, и вы все, товарищи, знаете это по Октябрю.

— Верно! Знаем!

— А как с войной?

— Тихо, братцы!..