Денис взглянул на часы: ходики показывали без двадцати девять. А значит, потеряно целых сорок минут! Обреченно вздохнув, он решительно включил стол. Серый глаз медленно завращался, а его черный зрачок сузился, сжался под отливающим голубым пламенем жалом чудо-напайки. Денис подвел ближе к детали резец и включил суппорт. Голубое пламя медленно приблизилось к «глазу», коснулось его жесткой и грубой, что черепаший панцирь, поверхности, зашипело. Денис повернул еще рычаг — и резец с воем, скрежетом врезался в тело отливки, взламывая и кроша корку. Так учил Зотов. «Под корку! Не робей, живо! Резец выстоит, гони его под самую шкуру!» И резец крошил и ломал эту твердую, что гранит, чугунную шкуру, осыпая и стол и Дениса серым горячим крошевом, обволакиваясь густым дымом. Казалось, уже не было ни прежнего голубого жала, ни самой головки резца — все было смято, сломано, перемолото в этой грызне металлов. Но деталь сделала оборот, второй, третий — и вдруг засияла светло-палевой гладью. И разом прекратились и хрупы и скрежеты: резец вышел из тела отливки и, словно повеселев, снова заиграл нежной голубой гранью. Денис перевел дух, отер пот и, посмотрев на часы, радостно подмигнул ходикам.
Прошло еще около часа. Денис уже заканчивал обработку детали, когда едва слышное сквозь гул станков и трансмиссий знакомое покашливание заставило его забыть обо всем и мигом обернуться. Перед ним, внимательно вглядываясь в работу резца, стояли мастер и Зотов. Денис выпустил из рук суппорт, выпрямился и опустил руки. Ни оправдываться, ни объяснять было нечего.
— Куда глядишь! Чего мух ловишь! — неожиданно вскричал Зотов и, грубо оттолкнув Дениса, кинулся к станку, схватился за рукоять подачи. И вовремя: резец уже прошел стружку и слегка зацепил патрон.
— У, раззява! — ворчал он, даже не взглянув на обомлевшего от страха Дениса. Осмотрел, тронул пальцем горячее жало резца. — А ну, дай чертеж! Живо! Денис вздрогнул, бросился к синьке, подал Зотову.
— Нутромер! Штангель давай!
Денис подал и это.
Зотов натянул очки, прикинул один размер, второй, третий — и вдруг напустился на стоявшего рядом мастера цеха:
— Ну, чего шумел? Чего меня с койки поднял? На, сам гляди! Гляди, свинячья твоя шкура! — и тыкал ему в нос нутромером. — Смертушки моей ждешь? Зотова не станет, сродственничку станок отдашь? А он жив, жив Зотов! И тебя переживет, и всю твою холуйскую душу!.. Вот он в ком, Зотов-то! — кивнул он на обомлевшего от страха Дениса. — Помру — он будет станком владеть, а тебе вот, видел? — показал он мастеру маленький желтый кукиш.
Денис никогда еще не видел таким Зотова и не мог понять, за что он так напустился на мастера. А тот пятился от кипевшего старикашки и наконец, не выдержав, быстро зашагал прочь. Зотов отдышался, закашлялся, морщась от подступившей к его высохшей груди боли, и, отойдя от станка, впервые посмотрел на ошеломленного всем происшедшим Дениса. Но взгляд его, поверх очков, рассеянный и далекий, явно относился не к Денису, а к кому-то другому.
— Чудно. И чего я им в глотке костью встрял, чего я их такое присвоил?..
После ухода Зотова Денис долго не мог прийти в себя от случившегося. Зотов, ни разу за всю учебу не похваливший своего ученика, даже когда бывал особенно расположен к нему, строго запрещавший лазить ему без спроса в потайной шкапчик, не только не отругал его за свои чудо-резцы, но даже налетел на мастера, защищая его, Дениса. Какой же он добрый, Зотов! Одного не мог понять Денис: о какой смерти кричал Зотов мастеру и каким станком должен владеть Денис, если ему и сейчас дают владеть карусельным, — уж очень велико было его потрясение.
А к вечеру зашел в цех сам директор. Посмотрел готовые детали, провел пальцем по серой глади, будто убеждаясь в качестве обработки, плутовато спросил Дениса.
— Якши?
— Якши! — рассмеялся тот.
— Вот ботинки у тебя, товарищ токарь, не якши. Зайдешь завтра в обед, ордер выдам. Ну, спасибо тебе, приятель. Дай честную руку твою пожму!
В тот же вечер Денис отправился в горком комсомола.
— А, Луганов! — поднимаясь из-за стола и протягивая ему длинную, что семафор, руку, обрадованно басила товарищ Раиса. — Садись, послушай пока. Это моя любовь, девочки. Читает — душа мрет! А считает! Пять чисел по десять цифр в уме складывает! Самородок! Ну, так что, Маркова, у тебя там с конюшней?
Денис сел на указанное ему место и стал приглядываться к находившимся в комнате рабочим девчатам. Худенькая, чем-то напомнившая ему Верочку, девушка вскочила со стула.
— Конюшня и есть! Разве в такой учиться? Собак держать! Да и те с холода взвоют… Кошмар!
— Ясно. Садись, Маркова! — грубовато оборвала худенькую товарищ Раиса. — У тебя тоже конюшня, Топчук? — уставилась она на сидевшую рядом с Марковой толстушку.
— Да не то чтобы конюшня, а тоже радости мало…
— А у тебя, Стрельникова?
— Сами знаете, — поднялась еще одна девушка, но товарищ Раиса жестом предложила ей сесть.