— Вот что, девочки, — уже мягче заговорила она, сложив на столе большие руки. — Всем нам трудно. Все хотят заниматься в теплых и светлых школах, а их нет. Которые под госпиталями, которые буржуи сломали и их прямые пособники. Но как же вы, комсомолки, передовой авангард и культармейцы, позволяете себе отступать, жаловаться на трудности, если за вами стоит народ? Вот ты, Маркова: конюшня!..
— Я не конюшня, — обиделась худенькая, вызвав у всех веселое оживление.
— Правильно, не конюшня, — подхватила товарищ Раиса. — Я о твоей школе, Маркова. Ты была у других? Не была? А ты сходи, погляди, какие у них помещения. Холодно? Так ты парочками сади: парня с девушкой, мужика с бабой — теплей будет!
Девчата смеялись, стыдливо косились на сидевшего в стороне Дениса. Товарищ Раиса собрала со стола бумаги, сунула в папку.
— Словом, так: уголь, пеньку и все, что вы просите для ремонта, дадим, но… — Товарищ Раиса подняла руку, и оживление спало. — Предупреждаю: дадим тому, кто действительно нуждается. Тебе, например, Маркова, не дадим. И тебе тоже, — кивнула она толстушке. — Заявления обсудим…
— Как же так, товарищ Раиса?..
— Ничего, потерпите. Вспомните, как на свиданках мерзли, еще и мокли, а вот жалоб мне что-то не поступало. Все! — упредила она новую вспышку протеста. — Луганов, садись ближе! Маркова, ты останься!
Комсомолки гурьбой повалили к выходу, шумно прощаясь с товарищем Раисой и оставшейся у нее подружкой. Товарищ Раиса проводила их до двери, вернулась к столу.
— Знакомьтесь, товарищи!
Денис осторожно пожал протянутую ему тонкую, как у Верочки, руку Марковой.
— Оля, — назвалась девушка. И ласково улыбнулась смутившемуся таким знакомством Денису.
— Ну вот, теперь к делу, — заключила товарищ Раиса. — Вот, Маркова, тебе в помощь. Кстати, отведи ему одно занятие. На конюшне, — весело поддразнила она. — В порядке поднятия настроения и активности. Цифры можно не считать, а дай ему почитать что-нибудь… такое, понимаешь, душещипательное и с пользой. И холод забудете, еще и раем покажется ваша конюшня! Я сама слушала, так про все забыла… Значит, так, Луганов: будешь пока работать с культармейцем товарищем Марковой. По дворам ходить, группы сколачивать. Вам вдвоем теплей будет, вон какие оба красавчики!
Маркова снова улыбнулась Денису, дружески пригляделась к нему, зардевшемуся под ее взглядом.
— Это раз, — довольная, отметила товарищ Раиса. — Второе: надо тебе, Луганов, клубом заняться… Не бойся, один не будешь, да и клуба еще нет. Ты пока подбирай таких ребят и девчат… талантов, одним словом, понял? Плясать, петь, стихи читать которые умеют. Нам сейчас это вот как надо, Луганов! — И для убедительности товарищ Раиса чиркнула себя указательным пальцем по горлу. — А клуб мы сделаем, мы с вашего директора не слезем, пока он обещание свое не выполнит, понял? Найдешь кого, бери на карандаш — и ко мне. Ко мне прямо! Днем, ночью — когда хочешь! Ну, все. Мне еще на вокзал поспеть надо, беспризорников в детдом отправляем. Как у тебя с ученьем, Луганов? Скоро токарить будешь?
— Уже.
— Что уже? — выкруглила здоровый глаз товарищ Раиса.
— Седня пробу сделал, разряд дали, — окончательно смутился Денис.
— Да?.. Поздравляю! Молодец какой! Ну какой же ты молодец, Луганов! — Она вышла из-за стола и обеими руками долго трясла его руку.
— Да, вот что, Луганов, — вспомнила на прощание товарищ Раиса. — Тебе, как будущему культармейцу, ордерок полагается. Толкового, правда, ничего нет, а ботинки дадим. У тебя каши просят. Ты почему лыбишься?
— Спасибо, мне уже дали. На ботинки.
— Вот как? — изумилась та. — Нет, ты только погляди, Маркова, что за парень! Ему на заводе ордерок дали, так он, честняга, от второго отказывается! Другой бы на его месте промолчал, еще и на штаны выпросил, а этот… Но ты все же получи ордер. Я у тебя дома была, видела, кто в чем ходит. А за честность хвалю. Это, брат, по-нашему, по-комсомольски выходит! И еще: что ты все краснеешь, Луганов? Парень ты или красна девица? Ты это брось, это не к лицу нам. А тебе, Маркова, я уже говорила: гриву свою срежь. Это я тебе не приказываю, а как старший товарищ. Неча вшей разводить. Вот погоди, заживем, дома с водопроводами, с душами понастроим, такие прически наведем — все парни наши будут! Ну, все, шагайте!
Они вышли из тепла и света и окунулись в ночь, моросливую, ветреную. Сквозь облепившие небо черные рваные тучи едва просачивался лунный свет, холодный, как этот ветер, изморозь, насквозь пропитанная дождями земля. Ноги то засасывались и прилипали к густой клейкой глине, то скользили и раскатывались, как на ледяной горке, а злой, неистовый ветер швырял в лица снежной мелочью, выбивал слезы, с воем и хохотом ошалело налетал из-за угла и, норовя сбить с ног, ударял в бок, в спину, взвизгивал и улетал дальше.
Шли долго, молча. Впереди Оля Маркова, за ней Денис. Когда порыв ветра бывал особенно силен, Оля останавливалась, повертывалась к Денису лицом, ойкала и вымученно, стыдливо смеялась.