За правое дело

— И, полно! Кому чего богом заказано, тому то и быть. Внучек мой, Иванушка, не в пример другим, шибко себя берег, а двадцати семи годков с лесенки оступился, виском об утюг стукнулся — и все, душу отдал. И лесенка-то была в сажень, а утюга — того и сроду в погребе не было, и кто его туды, в погреб, кинул — поди узнай. Ты вот-ка чего лучше скажи, милая: наши всех мироедов прогонют и какой будет всему конец?

— Хороший, дедушка! — сразу ожила Оля, довольная смене темы явно угнетавшей ее беседы. — Хорошая будет жизнь, вот только войну кончим. Все у нас будет: и дома каменные, и школы…

Денис удивленно смотрел на девушку: говорит с радостью, будто сама все видит наперед, а слова не ее, товарища Раисы слова. Верит ли она сама в это будущее? Когда об этом же говорила сама товарищ Раиса или отец, Денис верил в искренность их слов и сам старался представить себе, какой будет новая счастливая жизнь. Но что она, девчонка, может знать о каких-то электростанциях и больших стройках, о которых сейчас она с таким жаром говорит деду?

Видимо, не очень-то соглашался с Марковой и сгорбленный старец, изредка поддакивавший ей и как-то странно ухмылявшийся в свою седую козлиную бородку. Денис даже перестал слушать Маркову и начал рассеянно оглядывать избу, скромную обстановку кухни и горницы, частью видневшейся в широком проеме двери, завешенные вышитым полотенцем, украшенные бумажными цветами иконы. На ум снова пришла товарищ Раиса. О каком клубе говорила она ему, если даже для ликбеза не нашли ничего лучшего, как закрытую столовку? И ее-то пришлось заново стеклить, настилать крышу — все стекло и кровельное железо разобрали на ремонт цехов.

— Денис, ты о чем думаешь? Мы уходим! — Оля, сияющая, видимо очень довольная собой и беседой, уже запахивала свое затасканное пальтишко, туже натягивала на лоб старую вязаную шапчонку.

— Спасибо вам на добром слове, — благодарно покачивая головой, бормотал старец. — Вроде как на чужом праздничке побывал. И пирога не спробовал, а приятно.

Но прежде чем уйти, Оля склонилась к ребенку, коснулась губами его розовой щечки.

— Эх, жаль, милый, угостить тебя нечем. Вот ты-то уж наверняка мировую революцию праздновать будешь!

Старик проводил их до ворот, убедился, что они пошли указанной им тропинкой, и только тогда закрыл калитку.

Выглянувшая из-за туч луна на мгновение высветила грязную улицу и скрылась. Как раз в эту секунду Денис отвернулся к следовавшей за ним Оле Марковой, чтобы предупредить о луже. Девушка, не пряча лица от ветра и даже не глядя себе под ноги, чему-то блаженно улыбалась.

— Ты чего смеешься?

— Я не смеюсь, — откликнулся из темноты ее голос. — Просто так… А что?

Денис не ответил.

После посещения ими третьей усадьбы Денис опять спросил Олю Маркову:

— А ты сама веришь? Тому, что говоришь.

— Еще бы! — горячо отозвалась та. — А впрочем, я даже не знаю, — добавила она тише. — Наверное, хочу верить.

— А как же?

— Что?

— Говоришь… — Он хотел сказать: обманываешь, но не стал обижать девушку.

— Говоришь! — передразнила Оля Маркова, и в голосе ее Денису послышалась досадливая насмешка. — Что же, я должна людей «запугивать? Или ты этого хочешь? Ах, война! Ах, голод! Ах, ждите еще антихриста, бабка надысь гадала! Людям и так трудно, им вздохнуть хочется. Слышал, как старик сказал: «…пирога не спробовал, а приятно». А поверь он — и сам поглядеть захочет. И пирога спробовать. А ты зачем со мной ходишь?

— Товарищ Раиса послала.

— Насмешил! Тебе сколько лет, чудо?

— Шестнадцать.

— Я так и думала.

— А тебе?

— Восемнадцать. Старовата, да? Ничего, я подожду, когда тебе тоже будет восемнадцать. Тогда лучше понимать будешь. Ведь что такое: верить?..

Сильный порыв ветра не дал договорить девушке. Отдышавшись, она повторила вопрос:

— Ведь что значит: верить? Вот ты: веришь, что когда-нибудь, через пять лет, через десять лет, будешь счастлив? Ну, выучишься, станешь врачом или учителем или женишься на любимой девушке — веришь? Ну, веришь ты в свое лучшее будущее?

— Верю, — вспомнив товарища Раису, ее убежденность, с какой она говорила девушкам о их будущем счастье, невольно улыбнулся Денис.

— И я. И все мы, все люди, даже самые старенькие, как тот, что вторую сотню разменял. А каким оно будет, наше счастье, таким ли, каким мы его хотим или еще лучше, — мы же не знаем, верно? А для кого, может, и не будет его. Только как же не верить, не ждать, не надеяться? Мама говорит, не верить — значит не стремиться, а значит, и никогда не иметь того, чего хочешь.

— А кто она?

— Мама? Учительница.

— А отец?

Денис почувствовал, что вопрос его был в лучшем случае неуместным. Оля долго молчала, а когда снова заговорила, то уже другим, надломанным голосом:

— Мой папа был революционером. Настоящим революционером. Он даже встречался с Лениным, на конференции в Таммерфорсе…

— Это где?

— Финляндия. А вскоре его убили… провокаторы.

— Провокаторы?..

— Да. Но не надо об этом. Расскажи лучше о себе.