За правое дело

Денис ушел, даже забыв прихватить припасенные, как всегда, матерью несколько печеных картофелин и два-три чесночных зубочка. До облавы оставалось еще четыре часа, и Денис поспешил к Оле Марковой, чтобы успеть с ней обойти последние на их участке усадьбы.

9

Оля уже ждала его.

— Мама, это Денис! Мы сейчас отправляемся! — громко сообщила она из маленькой прихожей, сопровождая Дениса через такую же скромную кухоньку в залу.

Денису нравилось бывать в доме Марковых. Все тут было беднее и проще, чем у Стронских, но было так чисто, уютно, так все дышало простотой и радушием, что каждый раз, прощаясь с гостеприимной хозяйкой, Денис грустно покидал этот маленький тихий домик. Ему было приятно и легко здесь. Легко, потому что никто здесь не восхищался и не гнушался им, как у Стронских; приятно, потому что рядом с ним была Оля, девушка, однажды напомнившая ему Верочку, ту Верочку, с которой он дружил до ее ухода от Марфы. И то, что Оля была куда проще Верочки, а тонкие красивые руки ее хранили следы тяжелой физической работы, и то, что не было на ней таких изящных и дорогих шубок и платьев — ее постоянное ситцевое платьице, в каком он видел ее дома, в горкоме и на ликбезе, было уже не раз чинено, стирано, — располагало его к девушке, вызывало к ней глубокую братскую нежность.

— А, Деня! — приветствовала его Олина мать, худощавая, еще нестарая женщина в толстых роговых очках, которые она то и дело поправляла мизинцами, словно они давили ей на нос. — Опять в народ? Когда же вы сами будете учиться, комсомолята?

Учительница, кажется, никогда не расставалась с тетрадями и красно-синим карандашом, которым она делала пометки. Вот и сейчас она сидела за столиком перед кипой тетрадей и только на минуту оторвалась от них, чтобы взглянуть на вошедшего.

— Здравствуйте, Нина Павловна. Вот, спасибочко. — Он вынул из-за пазухи книгу и бережно положил на стол, рядом с кипой.

— Долгонько же ты читал ее. Не понравилась?

Денис пожал плечом.

— Да нет, ничего. Некогда было.

— Некогда! Это уже отговорка. Что же тебе в ней не нравится?.. А вот и Миша. Знакомьтесь, пожалуйста, — перебила она себя, поднимая очки на входившего из Олиной комнаты голубоглазого блондина лет двадцати пяти в тесной пиджачной тройке, излишне подчеркивающей его сухую долговязую фигуру. За ним, оправляя на ходу так и не остриженные волосы, вошла Оля.

Вероятно, вид Дениса, не ожидавшего такой встречи, был настолько растерян или смешон, что молодой человек снисходительно улыбнулся, Оля стыдливо потупила глаза, а Нина Павловна, участливо посмотрев поверх очков на Дениса, перевела осуждающий взгляд на Олю — и занялась тетрадями.

— Эдисон, — отрекомендовался блондин, на ходу протягивая руку Денису и улыбаясь. — Хотя ничего общего с Томасом Алва не имею. А вас, позвольте спросить?

— Денис.

— Славное имя. Ну и, конечно, комсомолец?

— Нет.

— В таком случае беспартийный большевик?

— Миша! — тихо одернула его смущенная Оля.

— Ах, так? Но должен же я знать, с кем делает революцию моя дальняя родственница…

— Миша, перестань! Деня, ты не сердись на него, он всегда такой. Судя по Михаилу, все ученые болтуны и пустые люди.

— Весьма лестно! — воскликнул молодой блондин, усаживаясь в плетеное кресло и откидываясь на спинку.

— Кому? Ты-то какой ученый? — не оборачиваясь, вмешалась в словесную пикировку Нина Павловна. — Надо еще заслужить это звание.

— Денис, присядь, пожалуйста, — заторопилась Оля, подвигая к нему второе такое же кресло. — Я сейчас перекушу — и уходим. — И она, оглядываясь на блондина, вышла из комнаты.

Денис успел перехватить брошенную блондину озорную Олину гримасу и его едва заметное ответное движение губ, что-то вроде воздушного поцелуя. Блондин оценивающе уставился на Дениса.

— А в чем ваши революционные заслуги, уважаемая Нина Павловна? — продолжая изучать Дениса, заговорил блондин. — Мне кажется, в отношении заслуг мы с вами на равном уровне… если не учитывать одного обстоятельства: у меня все еще в будущем, а, простите, у вас… — Он сочувственно развел длинными руками.

— Ты циник, Миша, — невозмутимо заметила учительница, не бросая работу.

— Но ведь и вы успели быть не очень корректны со мной. Или для вас, большевиков, корректность — излишняя сентиментальность?

— Ах вот как! — повернулась к нему учительница. — А мне думается, корректностью большевиков часто излишне пользуются некоторые… — Она с недобрым укором смотрела поверх очков на заерзавшего на стуле блондина. — Ты же прекрасно знаешь, кто стрелял в большевиков в дни революции. А большевики имели выдержку вести с этими господами весьма корректные переговоры о сдаче думы. А что было при их власти, когда большевики были вынуждены скрывать Ленина, чтобы его попросту не убили?..

— Но при чем тут я?..