И только один парень, тот самый, что когда-то хотел высмеять товарища Раису, неожиданно привязался к Денису. Работал он в плотницком, совсем в другом конце двора от токарного, но в обед часто стал наведываться К Денису то за какой-нибудь железкой или отверткой, а то и просто так. Рассказывал ему о своей короткой, но несчастной жизни в селе, где потерял сначала отца, а потом и мать и вынужден был уйти в город, о желании овладеть грамотой и выйти в ученые люди. Расспрашивал и Дениса: о доме, отце, о товарище Раисе, перед которой чувствовал себя неоправданно виноватым. А однажды попросил Дениса замолвить за себя словечко в комсомоле или товарищу Раисе, чтобы не смотрели на него как на хулигана, а позволили ему помогать им. Что ж, Денис был рад и Санину и сам иногда заходил к нему в большой и холодный цех, где оглушительно визжали пилы, безумолчно стучали молотки и киянки. И только ни разу не бывал в мужском общежитии, где жил Санин. Да тот и не настойчиво зазывал Дениса к себе — грязь, духота, вошь да в два этажа нары, — что там хорошего?
В самый канун нового года Дениса снова вызвал к себе директор.
На днях мастер опять просил Дениса выручить хотя бы одним резцом Зотова — не получалась деталь у токаря, — Но и на этот раз Денис не дал резца, не ослушался зотовского наказа. Теперь, наверное, сам директор хочет просить об этом.
Каково же было удивление Дениса, когда на директорском кресле, по-хозяйски откинувшись на его узорную спинку, сидела… товарищ Раиса, а сам директор стоял возле нее и чему-то смеялся. Денис даже раскрыл рот от неожиданности. Без того веселое лицо комсомольского вожака засияло восторженностью.
— А ну-ка, иди, иди, любовь моя! Долго ты от меня еще прятаться будешь? Небось у меня руки длинные, я тебя и с того свету достану! Садись рассказывай.
Денис молча пожал протянутую ему руку и, не зная, куда девать глаза, огляделся. Это, видимо, заметила и товарищ Раиса.
— Ты не по стенам, ты на меня гляди. Или я тебе не нравлюсь? Или другая нравится, а я не в счет?.. Ну, да ладно, об этом потом. Ты мне о клубе скажи, когда ты нас с Иваном Сергеевичем, — кивнула она на стоявшего рядом директора, — в молодежный клуб на первый концерт позовешь? Новый год сегодня встречать надо, а у вас клуб без крыши и артистов: два плясуна, да певец, да сам чтец-молодец, добра сеятель. И те мертвые души. Плохо, друг Луганов, не по-комсомольски ты развернулся.
— Ну, вы тут поговорите, а я схожу, — вставил, посерьезнев, директор.
Товарищ Раиса проводила его взглядом до двери, вопросительно уставилась на Дениса. Но что мог тот ответить ей? Какой из него молодежный вожак, если в своем цехе на него глядят, как на Зотова, букой? Верно, раза два еще собирал ребят на стройку клуба — и то с помощью директора, — а потом все прекратилось: парни забастовали, девчата тоже одни не пошли, и, кажется, забыл о клубе и сам директор.
— Когда делать-то? Кончаем смену — темно… Никто не идет.
— Не идет?
— Нет.
Испытующий взгляд товарища Раисы жег Дениса. Денис не любил этого взгляда, всякий раз ожидая последующего за ним поучения или разгона. Так случилось и сейчас. Товарищ Раиса откинула в обе стороны стола бумаги, пресс-папье, толстую, что веретено, ручку, будто они мешали ей прямо перейти к делу, бросила на стол руки.
— Непонятный ты какой-то, Луганов. Где сосуля сосулей, а где горяч шибко, — заметив невольное движение Дениса, криво усмехнулась она. — Ведь ты бы мог таким комсомольцем быть, Луганов! Смотри: грамотный — раз, в событиях разбираешься — два, рабочий от станка — кровью и плотью ты рабочий, Луганов! — токарей, говорят, за пояс затыкаешь… Слушай, ты сам-то себя понимаешь, а? — Она резко придвинулась к столу, оперлась выдвинутым вперед тяжелым подбородком о ладони и опять пристально вгляделась в Дениса.
— А какой я? — еле пролепетал тот, поняв, к чему клонит разговор товарищ Раиса.
— А какой я? — передразнила она. — Тютя ты, размазня с пролетарским званием, вот какой ты, Луганов! Жизни в тебе никакой, хоть, бывало, и старался вроде. В другом зато горяч. Кстати, что у тебя вышло с Марковой? Из нее тоже жил не вытянешь много. Ну, опять покраснел, что маков цвет… Рано тебе еще влюбляться, парень. Ей пора, а тебе рано, ясно? Я ведь все поняла, что и почему у вас вышло. Ты извинись перед ней, она девка славная, боевая. Ты еще мизинца ее не стоишь. Не бойся, перед людьми тебя срамить не стану, а извиниться прошу. Это по-честному, по-нашему будет. Есть?
— Есть, — едва слышно пролепетал Денис.
— Не громко сказано. Значит, еще полностью не осознал. Ты не злись на меня, я ведь по чистой дружбе тебе… Ну, да ладно. Теперь о клубе. Ведь ты даже не просил директора помочь, с молодежью как следует не поговорил. Как же это?
— Я просил…