— Плясать будем, — не то серьезно, не то шутя бросила, не оглядываясь на возглас, товарищ Раиса. — А, старый знакомый! — насмешливо улыбнулась она, узнав среди других, стоявших полукругом парней Ивана Санина. — Ну как, на занятия ходишь? Луганов, ходит он на занятия? — Денис утвердительно и поспешно кивнул. — Народ больше не баламутишь, а? — снова обратилась она к Санину, потупившемуся под направленными на него со всех сторон взглядами, и длинное, волевое лицо ее стало гневным. — Гляди, я проверю. Мы за подстрекательство, за саботаж не прощаем. Раз-два простим, а там… Потом, может, повежливей будем, а сейчас нельзя — время!
Денис видел, как побледнело опущенное лицо Санина, с обидой подумал: зачем она так? Перевел взгляд и на директора завода: тот по-прежнему спокойно смотрел на окружающих и словно бы не прислушивался к беседе. Товарищ Раиса сняла кожан, ища подходящее для него место, бросила на ближние нары, разогнала за поясом складки военного сукна блузы, поправила кобуру револьвера.
— Ну вот что, други. Новый год завтра, поэтому разговор будет большой, торжественный. Давайте-ка все это в сторону! — указала она широким жестом на утварь. — Тебя как звать? — снова обратилась она к Санину, будто забыла, что Денис ей уже называл его имя.
— Иван.
— Беги-ка, Иван, до женского общежития, зови девчат. Всех! Зови, зови, скажи, комсомол и директор просят, девушки, так уважьте. Белье бы тоже куда. Эх вы, мужики: на мороз надо сперва бельишко-то, совсем другой дух был бы. Гармониста сюда давай, девчата под гармонь шибко сговорчивые… Дальше, дальше тащи, простору больше!..
Денис с изумлением смотрел, как под ее командой приходили в движение столы, скамьи, гасли и уплывали куда-то в темь чадящие керосинки, белье, ширилась свободная от них площадь. Явился, стеснительно улыбаясь и застегивая на ходу ворот рубахи, нечесаный гармонист. А товарищ Раиса самодовольно расхаживала по площадке и распоряжалась:
— Это сюда! Эту дрянь тоже куда-нибудь! Стол оставь, еще пригодится…
В пять минут все было убрано, и обитатели покорно заняли свои места у стен, расселись по нарам.
— Ну вот, теперь ладно будет, — сказала наконец довольная товарищ Раиса, заходя, как за трибуну, за стол.
Директор и Денис сели на скамью рядом. Товарищ Раиса подождала, когда все разместятся на табуретах, скамьях, нарах или просто выстроятся вдоль стен, тряхнула стриженой головой, но заговорила совсем не торжественно, просто:
— Хотя Новый год полагается встречать в полночь, мы сейчас начнем. Ночью вы сами продолжите. Вот только с чего начать? — Она повела глазом по лицам слушателей, словно вопрошая их: о чем бы они хотели услышать? И вдруг забасила сурово, жестко: — Дела наши на фронтах трудные, очень даже трудные, товарищи. Вчера Колчак занял Пермь. Третья Красная Армия отошла к Ижевску. За спиной — Казань, Волга. Немцы хозяйничают на Украине, Белоруссии, в Прибалтике и Крыму. Вошли в Грузию. Баку в руках турок. Английский и французский флот в Черном море. Вот какие наши трудные дела, братцы!
— Не слаще и дела у нас в городе, — продолжала товарищ Раиса после некоторого молчания. — Кулачье от нас хлеб прячет — потому карточки, голод. Офицерье из-за угла стреляет в нас — потому приходится быть начеку. Даже дома. — Она выразительно шлепнула рукой по кобуре револьвера. Затем быстро расстегнула ворот блузы, выказав длинную жилистую шею с уродливым шрамом. — Вот это меня господин офицерик. Из-за угла… Прапорщик? — неожиданно повернулась она к директору.
— Подпоручик.
— Вот, вот. Иван Сергеевич его лучше помнит. Мне уже в госпитале о нем сообщили. И вот игрушку его, — она снова постучала по кожаной кобуре, — на память отдали. Как это говорят: бери да помни!
Невеселый сочувственный смех обошел круг слушателей и замер.
— А мы живем! — рубанула вдруг во весь голос товарищ Раиса. — Стреляные, калеченые, — она словно бы невзначай коснулась испорченного глаза, — и жить будем! И народ учим, чтобы зрячим был, чтобы государством управлять мог в будущем! Вам управлять, други! Вот вы сейчас кто: токаря, слесаря, верно? А потом кто? Вот ты, малый — директор школы. Ты — начальник электростанции. Ты — красный командир, вид у тебя шибко бравый… Может, я должности малость путаю, не он командир, а ты будешь — а все равно: руководить вам! Это вы мне потом скажете, соврала я вам под Новый год или правду сказала. Якши? — И опять, уже смешком, глянула на директора.
Веселое оживление, переглядки, дружеские тычки. Хлопнула дверь, и вместе с морозным клубом в общежитие вошел Санин.
— Чапурятся. Сечас придут.
— Молодцы девушки. А вот вы, кавалеры хорошие… Что же вы свое рабочее общежитие так загадили? Вы же не у кулака-мироеда батраками, вы же теперь наш великий рабочий класс! Так что же вы честь вашу рабочую…
Однако досказать товарищу Раисе не пришлось: снова захлопала дверь, застучали подбитые железками каблуки, и в хлынувшем в проход сером тумане проглянули девичьи смешливые лица.
— Милости просим, девушки! — позвала их от стола товарищ Раиса. — Сюда, сюда!