За стеной

Да, дорогие ему люди, сами того не подозревая, продолжали присутствовать в его жизни. Так могла ли старая дружба, когда-то настолько крепкая, что она в буквальном смысле поборола законы природы, научив зверей летать, исчезнуть навеки? Неужели всё стёрлось, не оставив следов?

Обдумывая это, Сокол наблюдал, как Орёл обивает заснеженные ботинки о ступени разбитого крыльца, прежде чем зайти в подъезд с затёртым пакетом в руках. Он увидел, как в комнате загорелся свет, как в окне показался знакомый широкоплечий силуэт.

Он наблюдал, как в другом строении точно так же зажёгся свет. И как другой знакомый силуэт начал мелькать за окном.

Нет… Время едва ли окончательно стёрло следы тех лет. Они живы в памяти отца. Значит, они живы в памяти непосредственного участника событий времён молодости Мормагона.

Соколу был нужен Вас.

Сокол

2001

–Я видел твоего отца у родителей. Мы пересекались несколько раз, – сказал Павел, когда за окном уже стемнело. – Он…

–Постарел.

–Нет, я не это хотел сказать. Он что, сложил крылья?

–Не летал ни разу с момента переселения в город, – кивнул Сокол.

Немного помолчав, она добавил:

–Когда отец узнал от меня про твоих родителей, он сразу же направился к ним. А когда вернулся, был спокойным и будто бы даже счастливым. Он тогда сказал фразу, которую я не могу забыть: «Не подвели меня мои чувства. Я действительно не имею права летать».

Павел долго всматривался в лицо друга, пытаясь считать что-то ведомое только ему.

Подбородок вожака был упрямо выдвинут вперёд, а ладони, лежащие на столе, сжались в кулаки.

–Я отомщу ему. Видит небо, он поплатится за всё.

Какое-то время все сидели молча.

–Они не вернутся, – очень тихо сказала Регина. – Родители не вернутся сюда. Не захотят здесь жить.

–Я знаю, – спокойно ответил Павел и щёлкнул кнопкой выключателя. В отличие от Регины, он практически не видел в темноте. Благо, пару недель назад Герман и Потап закончили работу с электричеством в поселении, чему те из птиц, что решились вернуться, были крайне благодарны.

Сокол

2001

Меня мало интересовало восстановление поселения. В сущности, для меня было абсолютно очевидно, что восстанавливать там нечего. Что было-то давно мертво. Из праха и костей живого дыхания не создашь.

Павла я не боялся. Хотя и не был уверен в том, кого увижу перед собой. Готовил себя, что его больше нет. Что будет кто-то другой. Нужный всем им. Но другой.

И я ошибся. Но даже при таком раскладе не хотел туда возвращаться. Тем больнее было смотреть на родителей, счастливо последовавших за Орлом.

Я просто не мог им сказать, что не верю. Люди, державшие в руках наш мир, допустили его разрушение. Развалили его, как карточный домик. Совершенно бездарно. И теперь эти самые люди преданно вернулись на руины со смехотворной верой в груди, что всё можно восстановить.

Однако я не мог не восхищаться этой верности своим принципам. Старшие Орлы горем были придавлены к земле, младшему же срезали крылья. Что ж, мои старики без колебаний сложили свои. С ТОГО дня ни отец, ни мать не раскрыли крыльев.

От всего этого пахло сумасшествием. Этот запах был гораздо сильнее, чем тот, что Павел принёс с собой из психушки.

Я не лез в дела Регины и Павла. И уж тем более не лез к родителям или Орлам со своим несогласием. У меня были дела поважнее.

Теперь мне надо было найти ЕГО. Я не знал, зачем. И что мог бы сказать ему. И что сделать. Причинить боль? Убить?

Ответы на эти вопросы не были в приоритете. Главное-найти.

И этим я жил изо дня в день. Хищная птица превратилась в ищейку.

Пока однажды я не увидел, как мои старики чинят крыльцо.

Смешно сказать, сгнившее крыльцо заставило меня оглянуться.

В тот день я зачем-то прилетел к родителям в поселение. И застал их за работой.

С согнутыми спинами, наклонив головы, они старательно ремонтировали ступени. Отец стучал молотком, а мама придерживала доски.

Я вдруг поймал себя на мысли, что никогда раньше не видел их с инструментами в руках. А потом увидел, как солнце играет в их волосах. В волосах, в которых стало так много седины. И их плечи, когда-то подчёркнуто горделиво расправленные, сейчас заметно опали и опустились. На лбу отца проступили капельки пота, было видно, что он устал. Но упорно продолжал стучать молоточком.

В тот день я остался. До ночи что-то выламывал или, наоборот, прибивал. Что-то выносил или же чистил.

С удивлением обнаружил, что физический труд обернулся для меня передышкой. Передышкой от вечной погони за фантомами в моей голове.

Регина

2001

Первое время мне казалось, что не Павел вышел прямиком из сумасшедшего дома, а Сокол. Настолько он не был похож на себя прежнего. Одержимый внутренними демонами, он едва ли ведал покой. Порой я всерьёз думала, что поселение кажется ему галлюцинацией. Плодом воображения.

И он всё искал, искал… Маньяк, одним словом.

Но всё изменилось. Обычно перемены наступают постепенно. Плавно окутывают своим дыханием, и никто не успевает заметить, когда, собственно, всё стало иначе.

Да, так обычно и происходит. Но не в этом случае.