За стеной

–Э, неее, подруга, я стольким имуществом не владею, чтоб к нему с подобными просьбами обращаться. Я уж как-нибудь сам, без дополнительной помощи обойдусь.

Я рассмеялась. Это Сокол умел всегда – рассмешить. Даже когда очень грустно. Даже когда воздух вокруг будто начинает исчезать, а ты глотаешь его, как рыба. Сокол скажет что-нибудь, кажется, совсем вовсе и не забавное, а кислорода вокруг будто больше становится.

Сокол улыбнулся. Видимо, этого он и добивался: вернуть дыхание через смех. С воздухом он вообще в хороших отношениях. В работе с ним он на все крылья мастер.

–Ну, может, расскажешь другу-зануде, отчего это я застал тебя на плакательном диване?

Это он с детства так диван называл. Сначала чтобы дразниться. А потом по привычке.

Я внимательно посмотрела на Сокола. Его взъерошенные волосы непослушными прядками торчали в разные стороны. Густые коричневые брови нависали над чуть раскосыми, всегда будто с искорками глазами. Когда Сокол улыбался, на его щеках тотчас же появлялись задорные ямочки. Маленькой девочкой я думала, что это у него две дополнительные улыбки в запасе, чтобы подарить их большему количеству людей.

На самом деле он только с виду такой лёгкий и вечно парящий. Сокол, может, и улыбается всему миру, но секреты этого самого мира никому не выдаёт.

–Знаешь, раньше я думала, что для ненависти нужен конфликт. Какая-то причина, чтобы источать черноту. А, выходит, это совсем необязательно. Чернота эта может появиться из-за пустяка и расползтись, оставляя за собой страшные следы.

Сокол присвистнул.

–Вон о чём ты думы думаешь… Не знаю, как по поводу ненависти. Но вот просто неприязнь легко могу испытывать к людям, которые вроде бы ничего плохого мне не сделали. Но они мне не нравятся, и всё тут. Что ж поделаешь. Это мои чувства. Имею на них право.

Мне как-то сложно было представить Сокола, кого-то недолюбливающего исподтишка. Со стороны всегда казалось, будто он всем искренне рад или по крайней мере нейтрален. Выходит, демоны всех посещают время от времени.

Я молчала, обдумывая эту мысль. Сокол же, не получив от меня реакции, продолжил:

–Я совершенно точно осведомлён, что своей персоной вывожу из себя минимум четверть ратников. И это только те, о которых я знаю наверняка. Что ж поделать, тем хуже для них.

Я ахнула от такого заявления.

–Сокол, ты о чём? Да большинство из них свои ботинки на обед слопают, чтобы дружить с тобой!

–Не собираюсь дружить с тем, кто для этого ест ботинки. Так обуви не напасёшься, – рассмеялся он. – Но в целом ты правильно сказала. Тем я их и бешу, что желающие наесться ботинок в очередь выстраиваются.

–Да уж, съеденная обувь дружбу крепкой не сделает, – вздохнула я.

–А вот проеденный молью диван и море слёз, пролитых на нём, могут оказаться очень неплохим инструментом для строительства дружественного фундамента, – вновь улыбнулся Сокол. И из его глаз будто посыпались тысячи искорок.

И вновь как будто воздуха вокруг больше стало. Гораздо больше.

–Просто я не привыкла к такому… Это какой-то совсем новый опыт для меня. Опыт крайне отрицательный. Даже от собак, с которыми у меня всегда были прекрасные отношения, стало веять холодом. А я… я просто привыкла быть для всех хорошей…

Сказала это, и меня сразу же передёрнуло от того, как прозвучали последние слова. Жалко они прозвучали. И по-детски. Как была хнычущим волчонком, кусающем от обиды диван, так им и осталась.

Но Сокол не рассмеялся. Даже намёка на глупость моих слов не выказал. Вместо этого он сам придумал невероятную околесицу:

– Это они скачкам завидуют.

–Что? Ты чего несёшь?

–Ну а что? Никто из собак не способен так блистать на скачках, как ты. Даже птицы не показывают таких результатов. Вот они все зубы и скалят. Тоже хочется быть первыми в гонке.

–Шут гороховый!

Я не удержалась и рассмеялась. В этом весь Сокол: раз, и переключил моё внимание на какую-то безделицу.

–Чего обзываешься? Ты же правда выиграла.

–За это бойкоты не устраивают, – отмахнулась я от его чуши.

–А ты откуда знаешь? Ты что, специалист по бойкотам? – Сокол прищурился и лукаво посмотрел на меня.

Так и пытается подтрунивать с разных сторон. Умело отвлекает. Но я ему за это благодарна. Прятаться мне перехотелось.

–Пошли-ка в библиотеку. Надо информации к занятиям подсобрать. Нутром чую, после последнего урока Мормагон именно с меня опрос и начнёт.

На прошлом занятии во время подготовки круглого стола я по ошибке достала из сумки сборник стихов вместо исторического справочника. Мормагон сразу же потребовал убрать книгу и не отвлекаться на его классах на «мёртвые направления».

Так и сказал – мёртвые направления. Это он про литературу так. Он не видит в ней никакой ценности.

– Это ты права. Он может с тебя начать. Пойдём-ка хорошенько проштудируем материал, чтобы не ударить в грязь лицом.

Сокол крайне трепетно относился к классам Мормагона. Впрочем, как и большинство студентов.

Уже поднимаясь по лестнице, я решилась высказать вслух мысль, которая назревала во мне с прошлого класса истории. Она маячила на заднем плане моего сознания, но всё никак не могла обрести форму. А вот сейчас обрела.