За степным фронтиром. История российско-китайской границы

Какую функцию выполнял БРЭМ для пограничного режима? Важная задача заключалась в отборе лояльных эмигрантов для заселения деревень Трехречья и других участков советско-маньчжурской границы. Результаты политики колонизации, однако, были противоречивы. Несмотря на то что японцы поддерживали миграцию русских в Трехречье, поток людей в эту часть пограничной зоны сильно регулировался и фильтровался посредством жесткой политики регистрации. Кроме того, некоторые казаки Трехречья были высланы из пограничного региона в основном в связи с политическими опасениями. Например, казак Григорий Иванович Кудин трижды обращался к японским властям с просьбой разрешить ему вернуться в Трехречье – его прежнее место жительства. Ему было отказано, однако он получил разрешение совершить краткий визит для сбора семьи и имущества[605].

Японцы начали контролировать русское приграничное население еще до открытия бюро в 1934 году. Японские военные миссии с их обширным политическим влиянием имели скрытые причины для организации белого русского сообщества в Маньчжоу-го. Советская разведка сообщала, что японцы, преследуя свои цели, вскоре возродили белые военизированные формирования, а к зиме 1932/33 года их активность в Хулун-Буире значительно возросла. Бригада Пешкова, сконцентрированная в Трехречье, как сообщалось, набрала за эти месяцы около сотни человек. Японцы под руководством полковника Ган Хашимото, командира японской военной миссии в Хайларе, начали формирование казачьих сил самообороны и раздавали по одной-две винтовки на домовладение[606].

Коррупция и голод были явлениями знакомыми не только советскому населению Аргуни, переживающему коллективизацию. Великое горе постигло людей, включая русское эмигрантское сообщество, и на другой стороне реки. Установление советской власти и конфликт 1929 года уже нанесли большой ущерб русским эмигрантам Хулун-Буира. Годы Маньчжоу-го, однако, привели к еще большему упадку. Условия жизни русских под новой властью стремительно ухудшались, и среди многих эмигрантов возникли сильные антияпонские настроения. Маньчжурия из фронтирного города с активной торговлей превратилась в изолированную степную деревню. Многие горожане больше не могли зарабатывать на жизнь торговлей или службой на железной дороге, что вынудило их заняться содержанием коз и других животных. Власти разрешали людям оставлять только две трети урожая, поэтому скудных запасов степного сена было недостаточно для прокорма скота. Оставшаяся треть уходила в БРЭМ, а в конечном счете в армию Маньчжоу-го.

Несправедливость, бедность и неблагоприятные условия жизни раскололи местное русское эмигрантское сообщество и местных руководителей БРЭМа. В июле 1936 года озлобленные жители отправили письмо в главное управление бюро в Харбин с призывом расследовать случаи коррупции в местных отделениях. Копия этого письма для придания делу серьезности была отправлена и в японскую военную миссию в городе Маньчжурия. Авторы письма обвиняли маньчжурских сотрудников бюро в том, что те не работали на цели БРЭМа, а занимались собственным обогащением. Некоторые сотрудники, как говорилось в письме, оставляли часть собранного сена себе и не распределяли землю на равных условиях. Пастбища избранных располагались вблизи поселения, тогда как обычные люди во многих случаях получали земли более чем в двадцати километрах от города[607].