За столбами Мелькарта

С ужасом выслушали матросы рассказ Адгарбала. Гаула исчезла на горизонте. Взгляд Ганнона напрасно ловил ее. Появление корабля в этих водах действительно казалось чудом. Не этот ли корабль они видели тогда на берегу? Не за ним ли они гнались, принимая его за «Сына бури»? Не его ли весло они нашли на острове Лесных Чудовищ?

Ночь чудес

В ночном море дрожал и переливался свет. Среди волн то там, то здесь вспыхивало голубоватое пламя. Нос гаулы разбрасывал в стороны снопы искр. Казалось, корабль шел по горящему морю. Это было удивительное, необыкновенное зрелище[83]. Но длилось оно недолго. Волны быстро потемнели, словно лепестки розы, брошенной в кипяток.

Выйдя на корму, Ганнон решил проверить курс корабля. Небо было усеяно яркими звездами. Они опустились так низко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Вон там, на севере, должен быть Большой Ковш. В прошлый раз Ганнон видел его у самого горизонта. Теперь его не было[84]. Глаза болели от напряжения. Нет и других знакомых звезд. Где же Скорпион, Ворон, Дева? Как будто это Весы? Но раньше они были на юге, а теперь оказались на западе. Кто же это, как игрок в кости, разбросал и перепутал звезды? Чья это злая шутка? Кому захотелось сбить их с пути? А где же звезда Синты? Сердце Ганнона защемило. Пока он видел эту звезду, он верил, что встретится с любимой.

А что стало с луной? Она имела очень странный вид. Ее рожки были повернуты вверх.

– Мидаклит! – крикнул суффет.

На палубу поднялся грек. Молча посмотрел он на месяц и на мерцающие звезды. Потом перевел взгляд на искаженное ужасом лицо Ганнона.

– Этого следовало ожидать, – сказал грек спокойно. – Мы спустились в другое полушарие.

– Ты хочешь сказать, что земля – шар?

– Да, это так! С тех пор как мы плывем на юг, известные нам звезды меняли положение и наконец вовсе исчезли. Появились новые, незнакомые нам звезды. Представь себе яблоко. Сейчас мы находимся в его нижней половинке. Отсюда открывается один вид на звездный мир, но стоит…

Грек не успел закончить фразу. Корабль содрогнулся от мачты до киля.

Первой мыслью Ганнона было: подводная скала!

– В трюм! В трюм! – закричал он. – Пробоина!

Но Мидаклит схватил его за руку.

– Смотри! – указал он на море.

С левого борта чернело что-то огромное, продолговатое. На палубе поднялся крик.

«Скала? – подумал Ганнон. – Но гаула цела и не идет ко дну».

– Симплегады![85] – закричал грек. – Скала движется.

Грек был прав. Действительно, скала двигалась по направлению к гауле. И вдруг над ней поднялся фонтан воды.

– Чудовище! Морское чудовище! – раздался отчаянный вопль матросов.

Ужас приковал Ганнона к месту. Гаула наскочила в темноте на морское чудовище, и теперь оно, разъяренное, набросится на них, чтобы отомстить дерзким людям.

– Все по местам! – приказал Ганнон.

Очнувшись от оцепенения, моряки схватились за весла. Но чудовище не отставало. Оно приближалось к гауле. Уже видна его огромная пасть. В нее спокойно может войти лодка средних размеров.

Матросы выбивались из сил, но чудовище надвигалось на гаулу. Оно все ближе и ближе. Вопли и крики раздавались на палубе и разносились над поверхностью моря.

– О боги, спасите нас!

С замиранием сердца Ганнон следил, как чудовище подошло к самой корме и остановилось. Казалось, оно было удивлено появлением в океане невиданного соперника без хвоста и пасти. Несколько мгновений чудовище рассматривало гаулу. Затем, лениво повернувшись, поплыло прочь, показав оцепеневшим от ужаса карфагенянам покатую спину и гигантский хвост. Гаула могла продолжать путь. Но весла валились из рук. Сон бежал прочь.

Ночь казалась бесконечно длинной. Наконец наступил рассвет. Это был самый удивительный рассвет, какой когда-либо встречали люди. Солнце всходило на западе.

«Назад!»

Стая чудовищ покачивалась на волнах стадиях в двух от гаулы.

– Пусть сожрут меня рыбы, – воскликнул Ганнон, – если чудовища не сговорились против нас!

– Что ж, подождем, пока им надоест нас стеречь, – отозвался Мидаклит.

Матросы занялись уборкой корабля, починкой одежды. Двое вытащили из трюма черепаху и, опрокинув ее на спину, стали с помощью топоров отделять нижний панцирь. Другие наблюдали за ними. Это была последняя черепаха на гауле. С ней кончались запасы мяса на корабле.

Около полудня Ганнон вышел на палубу. Он застал Мидаклита за странным занятием. Грек заглядывал себе через плечо.

– Что ты ищешь, учитель? – поинтересовался Ганнон.

– Собственную тень! – отвечал грек.

Приглядевшись, Ганнон убедился, что ни мачта, ни какой-либо другой предмет не отбрасывают тени.

Ганнон только махнул рукой. Можно ли удивляться, что исчезла тень, если пропали звезды, мерцавшие тысячелетиями, а солнце свернуло со своего неизменного пути!

Но матросам исчезновение тени показалось страшнее, чем любое из совершавшихся на их глазах чудес. Они ощупывали друг друга. «Живы ли мы или уже сами превратились в тени? Тени не имеет только тень. Или мы попали в царство мертвых?»

– Назад! – кричали они. – Назад…