За столбами Мелькарта

Битва при Гимере перевернула всю жизнь Ганнона. Если бы не гибель отца, его судьба сложилась бы иначе. Ему бы надо было ненавидеть каждого эллина, видеть в каждом из них смертельного врага. Не раз ловил суффет неприязненные взгляды матросов, обращенные к Мидаклиту. Казалось, из их душ поднималось что-то грязное и черное, как осадок со дна амфоры. Глаза их мутнели. Лица искажались злобой. Но в душе Ганнона не было этой ненависти.

– Как мы назовем этот мыс? – вслух рассуждал Мидаклит. – Мысом Дождей или мысом Надежды?

– Южным Рогом, – предложил Ганнон. Учитель обрадованно закивал головой.

Лесные чудовища

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Палуба стала просыхать. К небу поднимались струйки пара. Ветерок доносил с острова приторный и густой аромат, который испускали, по-видимому, исполинские деревья. Людьми овладевало ощущение какой-то новизны и свежести, словно ливень смыл без остатка все, что их связывало с прошлым.

Надо было подумать о дальнейшем пути. Если Мидаклит прав и корабль находится у южной оконечности Ливии, то какой смысл возвращаться старой дорогой, через Мелькартовы Столбы? Не проще ли обогнуть Ливию, как это сделали финикийцы по повелению египетского фараона Нехо? Можно будет высадиться в Аравии, а оттуда сушей достигнуть Тира.

Но чтобы продолжать плавание, надо пополнить запасы провизии, тщательно подготовить гаулу и, главное, дать отдохнуть людям.

В этот же день моряки сошли на берег. Ганнон приказал захватить топоры. Они могли понадобиться, если придется прорубать чащу. Гаула прочно стояла на якорях, поэтому Ганнон оставил на борту только пятерых матросов во главе с Адгарбалом. Все остальные были переправлены на остров. Лодку вытащили на сушу и перевернули килем вверх. Теперь в путь!

Ганнон энергично шагал по мокрому песку. Взморье было покрыто огромными лужами желтоватой воды. Из размытой земли поднимались густые горячие испарения, наполняя воздух гнилой сыростью.

В нескольких шагах от себя Ганнон увидел огромную черепаху, ее панцирь отливал зеленью. Заметив людей, черепаха втянула в него лапы и голову. «Вот и мясо, – подумал Ганнон. – Остается только отыскать деревья, чтобы починить гаулу, и источник с хорошей водой».

Прошлой ночью карфагеняне не слышали хорошо знакомых им звуков – рыка льва и воя гиены, звуков, без которых не обходится ни одна ливийская ночь. Но если на острове нет львов и гиен, здесь могут водиться другие хищные звери.

Лес, мрачный и густой, начинался почти у самого берега. Мощные, гладко отполированные стволы гигантских деревьев, словно мачты, поднимались к небу. Внизу деревья были почти лишены ветвей, зато верхушки их были похожи на огромные шатры. Ветви и листья так сплелись и перепутались, что неба почти не было видно. Вокруг стволов вились растения, их стебли, устремляясь вверх, подобно змеям, охватывали деревья.

Земля была покрыта прелой листвой и множеством полусгнивших стволов. На них росли уродливые грибы и желто-коричневые цветы, напоминавшие орхидеи. Мидаклит попытался сорвать один такой цветок, но тотчас же отдернул руку. Стебли цветка были покрыты острыми, как медные иглы, шипами.

Но что это? Перед Ганноном был след, четко выделявшийся во влажной почве. След зверя? Нет, это скорее отпечаток босой человеческой ноги…

– Посмотри, Мидаклит, – позвал Ганнон учителя, – какой странный след.

Грек покачал головой:

– Я бы сказал, что он принадлежит обезьяне, если бы он не был так велик.

– А не след ли это какого-нибудь дикаря? – предположил Ганнон.

– У человека не может быть так оттопырен большой палец! – возразил Мидаклит. – А впрочем, – добавил он после короткой паузы, – что мы будем гадать? Вот если бы с нами был Бокх, он сразу разрешил бы наш спор.

Кроме странного следа, ничто не напоминало об обитателях этого девственного леса. Но даже самый малейший звук или шорох отдавался под огромными кронами деревьев, словно под сводами храма. Это вызывало страх и уныние у людей, привыкших к открытым просторам, к бесконечному шепоту волн. Они старались держаться поближе друг к другу. Лишь Мидаклит изредка отходил в сторону, чтобы рассмотреть какое-нибудь диковинное растение.

– Взгляни, – обратился он к Ганнону. – Я сорву и засушу этот цветок, я покажу его тем, кто утверждает, будто жизнь на юге Ливии невозможна.

Вдруг раздался странный звук. Вначале он имел отдаленное сходство с прерывистым собачьим лаем, а потом перешел в глухое рокотание, напоминающее раскат грома.

Путники остановились. Кровь застыла в их жилах.

Ганнон судорожно стиснул рукоятку меча.

Все смолкло. Выждав некоторое время, люди снова двинулись вперед.

Неожиданно кусты расступились и оттуда показалось какое-то огромное существо, поросшее короткой черной шерстью. Нос у него был приплюснут. Из-под скошенного лба смотрели маленькие свирепые глазки.

Прежде чем люди успели опомниться, существо это поднялось во весь свой огромный рост. У него была широкая грудь, курчавившаяся шерстью, длинные мускулистые руки.

– Хозяин леса! – в ужасе крикнул кто-то из матросов.