За темными лесами. Старые сказки на новый лад

В самые жаркие часы, с полудня до шести, папа-медведь все чаще и чаще спал, а когда просыпался, просто лежал на кровати, уставившись в потолок и даже не шевелясь, пока заходящее солнце не скроется за крышей дома Влассов. Однажды вечером мама-медведица услышала страшный скрежет на заднем дворе и, подбежав к окну, увидела папу, распростертого в траве среди обломков детских качелей. Алюминиевые трубы каркаса согнулись, скривились под тяжестью беспомощной туши. Лица его в сгустившихся сумерках было не разглядеть, но, кажется, папа плакал. В тот вечер, охваченная отчаянным желанием помочь мужу вновь обрести достоинство и уважение к себе, она пришла к нему в спальню. Но после недолгой, унизительно натужной и неуклюжей прелюдии он отвернулся к стене, словно не сумев исполнить трюк, когда-то коронный, однако давным-давно позабытый.

После этого они старались видеть друг друга как можно реже. Папа-медведь все чаще и чаще прикладывался к бутылке, а мама начала замечать за собой кое-какие странности, не всегда поддававшиеся объяснению, но отчего-то казавшиеся вполне естественными. Отправив малыша в лес за сучьями и сухими листьями, она рассыпала все это по комнатам. А однажды обнаружила, что дерет когтями модные броские обои, оставляя на стене узор из перекрещенных параллельных царапин – глубоких, до самой штукатурки. А в другой раз, будто очнувшись от ступора, осознала, что присела по нужде в самом темном углу столовой.

Без свежего воздуха дом пропах затхлостью, будто дальний угол глубокой берлоги в конце зимней спячки. В кабинете папы скопилась груда порожних бутылок и вовсю воняло застоявшимся перегаром. Если бы неудачи и горе имели запах, то наверняка пахли бы именно так – мерзкой кислятиной, витающей над липкими, облепленными мухами бутылками из-под виски. Благодаря нескромностям мамы, с охотой подхваченным и малышом, в столовой установилась густая тяжелая вонь, также привлекшая в дом полчища мух. Двери туда держали закрытыми, а по прочим комнатам медведи просто бродили – бесцельно, раздраженно, точно ища что-то, но никак не в силах вспомнить, что именно. Порой они засыпали на месте быстрым, горячечным сном, свернувшись в клубок, и в самый миг пробуждения забывали, что видели во сне еще секунду назад. Друг с другом не обменивались ни словом, ни прикосновением.

Ели чаще всего поодиночке – каждый шел на кухню и шарил в холодильнике или в кладовой, когда заблагорассудится. Но вот однажды, под угрожающие раскаты грома над холмами вдали, мама-медведица подошла к «вестингаузу» и обнаружила, что внутри пусто. Одни приправы да шматок прогорклого, месячной давности масла, и больше ничего. Должно быть, она долго таращилась в ледяную, озаренную лампочкой пустоту, пока жужжание включившегося мотора не заставило, вздрогнув, очнуться от оцепенения.

Тупо пошарив по полкам буфета и в кладовой, она не нашла ничего, чем можно было бы заглушить голодное урчание в брюхе. Под руку подвернулся только пакет овсяных хлопьев. Мама-медведица попробовала их сухими, но тут же выплюнула. Высыпав содержимое в сотейник, она залила хлопья водой и замерла, глядя, как вязкое варево бурлит на заляпанной жиром, покрытой коркой нагара плите. Тем временем запах съестного привлек в кухню и остальных. Сонно моргая, медведи уселись за стол и принялись ждать, когда овсянка будет готова.

Наконец каша сварилась. Разложив густую серую массу по большим одноразовым мискам, мама-медведица поставила их на стол. Малыш подхватил миску обеими лапами и с нетерпением лизнул кашу, но тут же выронил посудину.

– Ай! Горячо! – запищал он.

Оброненная миска покатилась по столу и упала в клейкую лужу пролитой каши. Мама-медведица мысленно вздрогнула: это же ей полагалось проверить, не горяча ли пища. Это же ей полагалось заказывать продукты и делать еще множество разных домашних дел – то одно, то другое. Как она стала забывчива…

Нечувствительный к ожогам, папа-медведь попробовал свою порцию и тут же выплюнул на пол.

– Надо бы подсластить, – буркнул он. – Неужто в этом проклятом доме не осталось ни ложки сахара?

Мама была вполне уверена, что нет – правду сказать, в эту минуту она отчетливо вспомнила, как высыпала в пасть большую часть пакета, а после разорвала его, подобрала шершавым языком остатки и облизнула нос, облепленный сладкими крупинками, – но все же добросовестно обшарила полки.

– Окей, все ясно. В машину, живо, – велел папа.

Все семейство уселось в микроавтобус, и папа-медведь рывками, отчаянно виляя из стороны в сторону, погнал машину к супермаркету. Под визг тормозов, под раздраженные гудки микроавтобус несся через перекрестки, в центре городка папа проехал на красный, лихо развернулся в запрещенном месте, прямо через цветочную клумбу посреди Главной улицы, и затормозил у дверей «Биддла».