– Вонючки, вонючки, мохнатые вонючки! – то громче, то тише звенела, переливалась импровизированная дразнилка. – А еще у вас листья валяются по всему дому! И пустые бутылки! И даже какашки! Как у… у бродяг!
Три медведя разом съежились.
– Мамочка говорила, что от всех косолапых пахнет, вот я и зашла посмотреть. И от вас взаправду пахнет! – Правота матери заставила ее захихикать, и девочка поднесла ладошку к губам. Вежливо, как учила мать. – Воняет, воняет, какашками воняет!
Развеселившись так, что и словами не описать, девочка расхохоталась прямо медведям в лицо – звонко, неудержимо, едва ли не до икоты.
Оправившись от приступа смеха, она вновь подняла на медведей взгляд.
– А теперь я домой хочу, – сказала она. – Здесь так пахнет!
Она поднялась с кровати. Медведи даже не шелохнулись.
Злата Власс сдвинула бровки.
– Прочь с дороги, – велела она. – Прочь, вонючие медведи. Пошли прочь, или я папочке скажу.
Но медведи не сдвинулись ни на шаг. Все трое, как один, стояли, молча глядя на нее.
– Папочка говорит: ваше место – в зоопарке!
Вот оно, слово на букву «З». Малыш-медвежонок прижался к ноге матери и залился горькими слезами. Мама-медведица медленно, не сводя глаз с девчонки, опустила лапу ему на макушку.
– Он говорит, вы зарабатываете на жизнь шутовством, и от вас воняет, и место вам – в клетке. Я больше не хочу здесь оставаться: от этой вони в животе тошнит, – сказала девочка, глядя на медведей с нескрываемым отвращением. – А ну дайте пройти, слышите?
Что они чувствовали в этот миг – мама-медведица, папа-медведь и малыш-медвежонок? Что всколыхнули в их храбрых звериных сердцах насмешки и оскорбления маленькой светловолосой девчонки? Какой могла оказаться их единственная естественная, природная реакция?
Но Злата Власс нетерпеливо притопнула подошвой изящной сандалии о нечищеный ковер, подняв в воздух облачко пыли.
– Назад! – с резкостью, не допускающей никаких возражений, приказала она.
Каждый щелчок бича укротителя, когда-либо звучавший над ареной, каждый удар хлыстом слышался в этом приказе.
Будто по волшебству, три медведя разом шагнули назад. А маленькая Злата Власс без тени сомнения двинулась вперед.
В тот же вечер папа-медведь остановился передохнуть на склоне поросшего соснами холма, у самой вершины. Малыша-медвежонка, ехавшего на папиных плечах, он опустил на песок, и оба присели под сосной в ожидании отставшей мамы-медведицы.
Сгорбившись под корзиной для пикников, плюс разные узлы, пальто и прочие пожитки, мама-медведица ковыляла вверх по склону следом за ними. Платье ее изорвалось о кусты, сквозь которые пришлось продираться внизу, в долине, но уйти незаметно было важнее – намного важнее. Отсюда и неудобный маршрут через сад на заднем дворе.
Слегка запыхавшись, она, наконец, догнала своих мужчин на небольшой полянке у гребня холма, с облегчением сбросила ношу наземь, и бросившийся ей навстречу малыш с разгона врезался в груду вещей. Узлы и корзина взлетели в воздух, и добрая половина медвежьих пожитков покатилась по склону вниз. Но мама-медведица даже не попыталась спасти их. Вместо этого она подхватила сына и повернулась к мужу в ожидании его реакции.
Взгляд папы был устремлен вниз, на городок, оставшийся позади. Прекрасный, будто игрушка, Скотсфорд лежал перед ним в ослепительным зареве ядерного заката, тихонько подмигивал синими глазками бассейнов, над множеством патио курились в вечернем воздухе пряные дымки барбекю, в сгущавшихся сумерках над крылечками один за другим зажигались огни. Здесь, на холме, не слышен был ни гул голосов, ни оркестр Мантовани из колонок роскошных стереосистем, а главное – не чувствовались тугие, звонкие, точно канаты огромного циркового шатра, струны напряженности, крывшейся за всем этим.
Папа-медведь смотрел вниз, на дома людей, пока солнце не скрылось за холмами. Наконец он встрепенулся, рассеянно, будто сам того не ведая, подцепил когтем воротничок и галстук, сорвал то и другое и стряхнул наземь. Отшвырнул прочь шляпу-трилби. А после этого вдруг, с детской непосредственностью, заставившей маму-медведицу на время забыть все испытания и злоключения последних дней, месяцев и лет, и даже весь ужас, оставшийся там, в их скотсфордском доме, выполнил семь безупречных кувырков подряд и замер с победным видом – высокий, гордый, вновь сделавшийся похожим на настоящего медведя. Мама громко рявкнула в знак одобрения, а малыш-медвежонок тут же принялся подражать папе. На полянке поднялась веселая, шумная возня. Все трое резвились, взрывая когтистыми лапами жирный суглинок, песок и хвою, снова пропитываясь естественными, природными запахами леса. Ну, а потом, когда впереди взошла в небо огромная желтая луна, а вокруг закричали ночные птицы, три медведя – один за другим – вошли в лес и скрылись за стеной сосен.