За темными лесами. Старые сказки на новый лад

Внутри мама-медведица робко двинулась по узкому проходу следом за рычащим папой и вздрогнула, когда он одним взмахом лапы смел в тележку все содержимое полки с медом. На кассе тоже без конфуза не обошлось: увидев заполненный корявым почерком папы чек, девушка-кассирша попросила предъявить удостоверение личности.

– Чек видишь? – прорычал он в ответ. – Фамилию на чеке видишь?

– Э-э, да, сэр Медведь, вижу, сэр, – дрожащим голосом подтвердила кассирша.

Папа-медведь рывком расстегнул ворот, сдвинул на затылок шляпу-трилби и склонился к кассе так, что его морда оказалась в каком-то дюйме от носа девушки. Та отпрянула назад, едва не опрокинувшись на пол вместе с табуретом на колесиках.

– Вот тебе и удостоверение личности, – сказал он, толкнув тележку вперед, к выходу.

Мама-медведица попятилась следом, сгорая от стыда, стараясь не отстать от мужа и бормоча извинения в сторону сгрудившихся у кассы работников «Биддла».

Вскоре, после новой убийственной гонки по улицам городка, микроавтобус вновь с визгом затормозил у парадного крыльца их дома, по пути уничтожив клумбу и своротив почтовый ящик у ворот. Нагруженные банками меда, медведи доковыляли до двери, в спешке оставленной раскрытой нараспашку. В домах и дворах соседей их поездка отнюдь не осталась незамеченной. Едва за медведями с грохотом захлопнулась дверь, волна враждебного ропота понеслась из конца в конец авеню, словно сухая, жестокая санта-ана[67].

Оказавшись внутри, папа-медведь направился было на кухню, но вдруг остановился, вскинул голову и шумно потянул носом затхлый раскаленный от жары воздух.

– Что там, милый? – спросила мама-медведица, наткнувшаяся на него сзади.

– Нет, ничего.

Пожав плечами, папа-медведь прошел в кухню. Тут-то оба и замерли, разинув рты.

Вся кухня сплошь была заляпана овсянкой. Огромные комья каши растеклись по полу, украсили вязкими потеками заднюю дверь. Вниз по стене медленно, будто белая пластиковая улитка, сползала, оставляя за собой клейкий слизистый след, мисочка малыша с остатками каши.

Мама-медведица хрипло, басовито всхлипнула. Тем временем папа протиснулся мимо нее и направился в столовую, бормоча на ходу:

– Что за?..

В столовой они не нашли ничего, кроме твердой уверенности: считаные минуты назад какой-то незваный гость побывал и здесь. И оставил, так сказать, след – в конце концов, всякий зверь оставляет за собой следы. Доверившись собственному носу, папа-медведь поспешил в гостиную.

Распахнув двери, он злобно взревел от изумления. Все до единой подушки с дивана и кресел были распороты и разбросаны по полу, будто куры, передушенные лисой. Перья, до сих пор кружившие в воздухе, медленно оседали на усыпанный листьями ковер, на обнаженные сиденья кресел и лезвие кухонного ножа – им-то, несомненно, и был нанесен весь этот ущерб. Мало этого, нож был их собственным, частью кухонного набора, купленного, когда все только начиналось. Когда все еще казалось прекрасным…

Однако след был так свеж, что папа-медведь устремился вперед, едва взглянув на разоренную гостиную. Вперед, наверх, в спальню малыша-медвежонка. На лестничной площадке папа остановился, поджидая маму-медведицу, кивком головы указал на дверь в спальню сына, и оба двинулись туда.

Здесь-то и обнаружилась проказница, незваная гостья, коварная убийца родного дома. Прекрасная, как на картинке, просто-таки Ширли Темпл[68] в кудряшках и в лентах, на смятой постели малыша весело прыгала девочка Влассов, Злата Власс.

Первой очнулась от оцепенения мама-медведица. Сама себя не помня, она с ревом рванулась вперед, но – возможно, к счастью для маленькой Златы – застряла в дверном проеме, между папой-медведем и косяком. Но даже при виде разъяренных медведей в дверях дочь Влассов ничуть не утратила спокойствия. Приземлившись на попку, она откинула со лба волосы и взглянула на медведей с надменным самообладанием урожденной аристократки.

– Что… что…

От возмущения слова застряли в горле мамы-медведицы. Папа-медведь, охваченный некими сложными чувствами, и вовсе остался нем. Вполне очевидный, но все же необходимый вопрос прозвучал из уст малыша-медвежонка, проскользнувшего в комнату меж родительских ног:

– Ты что делаешь в моей кроватке?

– Вы же две-е-ери оставили нараспашку! Глупые медведи! – зазвенел в ответ певучий сюсюкающий голосок, под стать кудряшкам и клетчатому льняному платьицу.

Три медведя онемели от изумления. Похоже, после всех этих злых шепотков и пересудов за глаза, Скотсфорд, наконец, показал зубы…

– Тупые косолапые, – радостно продолжала Злата Власс. – Тупые, тупые, тупые косолапые! От вас пахнет!

Мама-медведица открыла было пасть, но тут же захлопнула ее, не сказав ни слова.

– Да-да, еще как! – воскликнула малышка, будто в ответ на невысказанные слова. – А еще вы какаете в столовой! Там же, где едите!

Мама-медведица оглянулась на мужа. Тот, не отрываясь глядел… нет, не на девочку, на нее! Оба поспешно отвели взгляды в сторону.