За волной океана

«И все-таки он что-то недоговаривает, — подумал о старпоме Гаврилов, глядя ему вслед. — Какой-то нервный, запальчивый. Раньше за ним такого не замечалось».

Гаврилов за время совместной службы успел приглядеться к Покрасову, увидел его в работе, особенно в море, при выполнении кораблем задач. Он не мог не позавидовать его смекалке, быстроте реакции, умению ладить с людьми. Все он делал неброско, как бы между прочим, делал легко и порывисто, со стороны казалось, что это не стоило старпому особого труда. Однако на самом деле Покрасов прилагал немало усилий, а когда ему было очень тяжело, он, словно в шутку, говорил: «Пупок-то мой цел, не развязался, значит, силенка еще есть!» Однажды командиру пришлось брать отпуск по семейным обстоятельствам: заболела мать и он ездил на родину. Командиром корабля оставался Покрасов. Когда Гаврилов вернулся, ему было приятно услышать из уст комбрига добрые слова о своем старпоме. «Хватка у него есть, и глаз острый», — сказал тогда капитан 1-го ранга. Однако добавил, что быть командиром Покрасову еще рановато. Гаврилову захотелось узнать, на чем тот основывает свое кредо. «Наверное, что-то сделал не так, как того желал комбриг», — решил капитан 2-го ранга. И осторожно, чтобы не задеть его самолюбия, спросил:

— Провинился Покрасов? — И тут же добавил: — Вспыльчивым он порой бывает. В нашем деле горячность плохой союзник. Или где-то допустил просчет?

— Не то и не другое, — заметил капитан 1-го ранга Зерцалов. — Притуплена острота реакции, не развита в достаточной мере способность к анализу. После того как вы уехали, «Ястреб» вскоре вышел на охрану государственной границы. Я тоже выходил на корабле. Хотелось понаблюдать за действиями Покрасова на командирском мостике. И что же? Поздним вечером моряки обнаружили чужое судно. Иностранцы рыбачили в наших водах, но, заметив пограничный корабль, бросили трал и пытались уйти. Следовало задержать судно. «Ястреб» долго гнался за ним, настиг лишь у самой кромки территориальных вод. А могли задержать судно в считанные минуты, решись Покрасов провести корабль в узкости между двумя островами. Однако на такой сложный маневр старпом не пошел. Когда сказал ему, что, мол, надо было рискнуть, он смутился и с обидой в голосе возразил: «Ветер может снести корабль на скалы, и он потерпит аварию». Вот тогда-то я и сделал свой вывод.

— Этим все и кончилось? — полюбопытствовал Гаврилов.

— Нет, — комбриг пальцами огладил усы. — Позже акустик обнаружил подводную лодку. Покрасов отдал команду на руль и в машину. Но когда «противник» уклонился, он промедлил с выходом в атаку.

— А сами говорили, что хватка у Покрасова есть, — вздохнул озабоченно Гаврилов.

Комбриг пожал плечами и твердо повторил:

— Рановато Покрасову командовать кораблем.

Разговор с комбригом припомнился Гаврилову в тот поздний вечер, когда он, грустный, сидел в своей каюте и никуда не отлучался. На корабле он ждал звонка Зерцалова, а тот все еще находился в море. Когда дежурный сообщил капитану 2-го ранга, что «Вихрь» взял курс в бухту, он высказал свое мнение:

— Неспроста задерживается Зерцалов в море.

— Вы угадали, Сергей Васильевич, — улыбнулся дежурный по бригаде. — «Вихрь» долго стоял у острова, ожидая подводную лодку. Там она всплыла, на борт корабля поднимался командующий флотилией, и адмирал подводил предварительные краткие итоги действий пограничных кораблей.

Гаврилов почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Комбриг и адмирал наверняка поведут разговор о «Ястребе». Чего Гаврилов не терпел, так это выслушивать нотаций старших начальников, особенно когда сам осознавал свои ошибки. В таких случаях он старался выслушать вышестоящих по должности до конца, а уж потом возражать, если на то были причины. Конечно, от ошибок никто не застрахован, будь у него хоть семь пядей во лбу. В этом прав и старпом. «И дернул меня черт выхвалиться перед адмиралом! — казнился душой Гаврилов. — Мол, приходилось иметь дело с лодками...»

В минуты скверного настроения Гаврилов брал портрет дочери, который висел у него в каюте, и мысленно вел с ней беседу: «Вот ты какая выросла у меня красавица! Люблю я тебя, Варенька, за светлый ум и нежное сердце». Как-то у него зашел разговор с дочерью о войне, и он сказал, что все бои запомнились ему до мелочей. Варя легковесно заявила: «Время все постепенно стирает в памяти». Гаврилову было неприятно слышать это, потому что порой он будто наяву видел свой родной корабль, моряков на боевых постах. А те ребята, что погибли на море, живут в нем, в памяти Гаврилова, и всякий раз он не стыдится вспомнить прошлое, даже тот день, когда в первом бою у него дрожали руки и он никак не мог настроить акустическую станцию.