За волной океана

Аня, усевшись на табуретке, чуть поодаль от стола, за которым Авдотья Петровна шила ей блузку, вскрыла конверт. Письмо было короткое и решительное. «Дорогая жена, ночью опять уходим в море. Мой вопрос увольнения в запас пока остается открытым. Твой приезд на Север все может изменить к лучшему. Я долго искал причину твоей нерешительности и понял, что во всем виноват только я. Мужчина должен оставаться мужчиной, и его слово для жены... Короче, не создавай своим упрямством для нас обоих нежелательную ситуацию. Твой Василий».

Свернув листок, Аня с тоской посмотрела на мать.

— Боже, ты побелела вся! — испугалась Авдотья Петровна. — Беда, никак, с Васей случилась?

— Пока беды никакой не стряслось, — дрогнувшим голосом произнесла Аня. — Но если я ослушаюсь мужа, он найдет себе другую.

— Так и пишет? — Авдотья Петровна скрестила руки на груди. — Плохи наши дела, доченька. Вася мужик решительный. Я сразу это заметила. Это он поначалу мягоньким да покорным прикинулся, чтобы, значится, нашу бабью спесь ублажить. Не-е-ет, такого подолом юбки не накроешь!

— Мама! — вспыхнула Аня. — Я ему прямо заявила: жить на Север не поеду, и точка.

— Охолонь, милая, — повысила голос Авдотья Петровна. — Волюшку шибко большую бабам держава дала. Все мы честные и умные за спиной мужа. Пока баба стоит при мужике, она — ну-ты фу-ты! Как же? Стоит мокрохвостке на мужа пожаловаться, его в каталажку на десять суток.

— Мама!

— Помолчи! Послушай, что я говорю. Я век прожила. Раньше мужик в доме главой считался, потому и семьи крепкие были. А сейчас? Не успеют расписаться — на развод подают. Вон, наша соседка Райка Лопатина, доносилась со своей мансипацией!.. Срамота! Через год родителям внуков, как кукушка птенцов, подкидывает. Вчера пятого привезла. Черный, аж блестит. Ты тоже на Райкину стежку хочешь стать, да? Дай-ка мне Васино письмо, сама желаю прочесть.

Мать Ани приладила на глаза очки и, хотя не слыла шибко грамотной, весточку зятя прочитала глазами сердца. Прочла, подумала — и напрямую дочери:

— Хватит! Полетала вольной птахой, теперь своим гнездом обзаводись. В нашем роду не было вертихвосток! Собирай вещички и — к мужу. Вот тебе весь мой сказ. — Авдотья Петровна взяла чистый листок бумаги и попросила дочь написать адрес Василия. — Сама хочу зятю письмо послать. Пусть не думает, что я тут тебя под своим крылышком пригреваю.

Строгий разговор матери с дочерью продлился до крика петухов. Аня и всплакнула не раз, слушая напутствия родительницы, и как бы со стороны увидела дьявольски трудную, но честную жизнь матери. Хлебнуть горького Аниной матери довелось за троих. Отца Аня помнила смутно. Во время строгого и душевного разговора с самым близким человеком она поняла — отец был не ангел. Правда, спиртного в рот не брал, не мял подушек в чужих кроватях, но до умопомрачения любил переезжать из одного места в другое. Была у него заветная мечта — исколесить всю Россию. Только обживутся на одном месте, глава семьи затоскует и целыми днями глядит в манящие дали. Спросит, бывало, Авдотья Петровна своего суженого, какая тоска почала бередить ему душу, Никифор Семиветер опять за старое: «Авдотьюшка, на эту зиму одежду детям справлять не будем. Есть такая страна по названию Средняя Азия...» И такое распишет о той Средней Азии — ангелам в раю не снилось. Троих сыновей Никифор Семиветер сделал отменными плотниками, затем они прошли его, отцовскую, школу по печному делу и, конечно, стали уже артелью по России кочевать. Авдотья Петровна в тайне хранила надежду, что муж к старости осядет на одном месте, потому и перечить ему ни в чем не решалась. Быть может, так бы все оно и вышло, но проклятая война и ее мужа, и троих сыновей одела в солдатские шинели. Ни один из них не вернулся домой. Четыре похоронки Авдотья Петровна хранила за иконой и все таила надежду на чудо. В годы войны всякое случалось, однако «чудо» обошло двор солдатки стороной.

Житейские бури гнули Авдотью Петровну как былинку в широком поле, но сломить так и не смогли. Сама устояла на ногах и троих дочерей подняла. Односельчане, которые жили побогаче, своих чад «выводили в люди». Авдотья Петровна всех дочерей, наоборот, учила жить среди людей. И хотя ее дети «не одипломились», мать не тужила. Старшая и средняя дочери вышли замуж за ребят, побывавших в огненной купели, подарили ей пятерых внуков. И зятьями опять же Авдотья Петровна гордилась. Любая работа у них в руках спорилась. Младшая дочь Аня уже поближе к «джинсовому поколению» была, но под строгим материнским оком и властной рукой легкие сквознячки мод облетали ее стороной. В шестнадцать она пошла вместе с матерью на колхозную ферму работать дояркой. Здесь-то и пригодилась Ане материнская наука «жить среди людей».