Часа через полтора, за которые Дункель успел посетить телеграф и узнать, что у Цандера, увы, пока нет никаких новых сведений о пропавшем Тюрмахере, а потом провести время в оживленных разговорах с вышедшими на палубу детьми и баронессой, Майкл вернулся на автофургоне кофейного цвета, с черно-белыми пингвинами на больших задних дверцах. Боцман лихо выпрыгнул из кабины, подождал, когда тучный и смуглокожий водитель остановил машину у трапа, дернул ручку, отвел обе дверцы, помог морякам спустить металлическую черную лесенку, начал принимать груз. По его команде и остальные моряки поспешили к автофургону. Механик Степан Чагрин, слегка переваливаясь с ноги на ногу, прошел на пирс, принял четыре зеленых канистры по двадцать литров каждая, бережно поставил на асфальт, который из темного, подсохнув, превратился в серый. Потом Степан взял две и чуть согнув руки в локтях, понес на яхту. Остальные две канистры с дизельным топливом Майкл сам отнес и поставил возле форлюка, куда уже спустился механик. И снова на пирс за покупками.
– Господин сенатор, а наши попутчики, смотрите, тоже не мешкают! – прокричал Клаус, поглядывая на противоположный причал из-под ящика с консервами, который услужливый Джим взвалил ему на правое плечо. – Наверно, решили на этот раз вперед выскочить в открытое море!
– Вижу, Клаус, вижу! – отозвался Отто. Он стоял рядом с Кугелем около ходовой рубки, чтобы не мешать морякам носить ящики и коробки, и пристально следил за всем, что делается на палубе «Виктории». Там шла такая же спешная разгрузка машины. Моряки разгружали автофургон, вот на палубе появились пассажиры. Правее, ближе к форштевню, остановились мужчина и две дамы, а чуть ближе к мачте еще трое мужчин в белоснежных прогулочных костюмах курили сигары. Отто потянулся за биноклем в рубку, но от северного причала, медленно разворачиваясь, начал отходить на буксирном тросе темно-коричневый сухогруз и высоким корпусом надолго закрыл «Викторию»!
Когда возбужденный и вспотевший Майкл, освободившись от ящика с тушенкой, поднялся из кормовой кладовой на палубу, Отто нетерпеливо взял его за локоть и остановил около рубки.
– Видел кого-нибудь с «Виктории»?
Майкл, скаля в улыбке крепкие зубы, тыльной стороной ладони провел по мокрому лбу – влажность воздуха была невероятной! – кивнул головой. В прищуренных глазах боцмана, будь Отто не столь занят мыслями о Тюрмахере, он мог бы прочитать плохо скрытый злорадный вопрос: «Что-то ты, немец, неспроста озабочен, кто да почему плывут рядом с тобой! Неужто и в самом деле разные потайные мыслишки в голове возятся, а?» – И тут же в маленьких глазах моряка вспыхнули алчные искорки – Майкл почуял «запах» возможного приличного гонорара за сведения, которые он сумел уже добыть на берегу и которые, он понял, очень важны для немца-сенатора. По этой причине заговорил с долей таинственности в голосе:
– Видел и беседовал по вашей просьбе, всунув в руку деньги, с боцманом Томасом Эдвардсом, господин сенатор. В одном магазине покупали припасы. Он тоже брал консервы, галеты, сгущенное молоко. Вот только брали они дизельное топливо после магазина или нет, того не знаю наверняка, наверно, брали…
– Не это важно, Майкл, – Отто нетерпеливо прервал неспешные рассуждения Гориллы Майкла. – Не говорил ли он что-нибудь о своих пассажирах? Какого черта они увязались за нами? Можно подумать, что на их яхте неисправные компасы и они боятся заблудиться в открытом море. Так даже по звездам капитан мог бы найти курс к причалу.
– На борту у них шесть совершенно незнакомых Томасу пассажиров, господин секатор. Три господина каждый сам по себе, а трое – почтенное семейство англичан: седой господин, «каштановая», как позубоскалил Томас, дама и весьма привлекательная девица, за которой он, Томас, вознамерился приударить, в надежде добиться благосклонности. – Отто взглянул на Кугеля, и тот молчаливой улыбкой подтвердил догадку фрегаттен-капитана – это семейство в ресторане «Британии» сидело рядом со столиком ныне покойного Набеля.
– А каковы остальные господа? Томас описал их?