За золотым призраком

– Да, нечто еще пребывает в сомнении, как вы изволили нам обоим разъяснить, господин Набель… Так, сущий пустячок… безобидная царапина! – сделав вид, что ему все и давно известно, негромко обронил Марк Паркер и в упор «выстрелил» пронзительным взглядом в глаза допрашиваемого.

– К-какая… царапина? – Людвиг Набель вздрогнул, тут же вторично вздернул брови, умело изобразив изрядное удивление, но холодок испуга на какое-то время сделал его глаза стеклянными, и это не осталось незамеченным от наблюдательного инспектора.

– На правой руке, вот здесь, – и Марк Паркер потыкал левым указательным пальцем себе в волосатую правую кисть. – Вот здесь длинная неглубокая царапина.

– Не знаю, о какой царапине вы спрашиваете, инспектор! – Набель презрительно поджал губы и перевел взгляд на Дункеля с таким выражением, словно бы впервые заметил постороннего в своей каюте, но которого он с огромным удовольствием вышвырнул бы не только в коридор, но и за борт парохода акулам на съедение! – Я с ним не царапался! Еще чего мне не хватало царапаться со всякими чернокожими да азиатами! Я скорее всего дал бы ему в зубы! Теперь, надеюсь, все?

– Все ясно, господин Набель! Так и запишем, что вы дали бы ему в зубы. Точка! – И тут же страшное снайперское поражение насмерть! – А где ваш прекрасный перстень, которым я любовался совсем недавно, утром во время вашего завтрака, а потом вы куда-то побежали…

«Клянусь священными водами Стикса! – “Коричневый” почему-то ждал этого вопроса!» – мгновенно пронеслось в голове Отто, когда увидел секундное замешательство Набеля, а потом услышал его ответ, вернее сказать, встречный вопрос, который задают лишь для того, чтобы лучше продумать собственный ответ:

– Перстень? К-какой перстень? У меня только этот…

– Ну-ну, быстрее соображайте, господин Набель, быстрее! Иначе упустите время и все поймут, что вы застигнуты все – таки врасплох! – Марк Паркер словно вознаграждал теперь себя за долгое терпение и открыто, едва не в лицо Набеля, расхохотался.

«Ого! – Отто Дункель не смог содержать изумления и невольного сожаления, которое отразилось, наверно, и в его взгляде на Людвига Набеля. – Кажется, капканчик уже захлопнулся окончательно! Только зачем инспектору понадобилось какое-то кольцо?»

– Что за чушь! – взвизгнул фальцетом белый, как первосортная эмаль, подозреваемый пассажир и резко выбросил перед собой чуть подрагивающую правую руку – на безымянном пальце в солнечных пучках заиграл красивыми переливами перстень с изумрудом. – Вот он, мой перстень! И никуда он не девался… Напрасно вы пытаетесь сбить меня с толку, я заявляю вам, что…

– Вот как? – Инспектор открыто наиграл простодушное удивление и сделал вид, что ему искренне жаль собеседника. – Все правильно, господин Набель. Теперь у вас именно тот камень, который вам и положено носить как талисман. Ведь вы родились в памятный для всех немцев день[24], изумруд – ваш покровитель. Но я спрашиваю вас о другом перстне, о том, который был у вас на этом же пальце во время завтрака! И в том коридоре, когда вы не царапались с индусом Али! Ну-у, так где тот рубиновый камень с… ядом! – Инспектор выпалил последнее слово зло, в самые глаза замолкнувшему Набелю, и тот отшатнулся от Паркера, словно к нему вплотную присунули голову кобры с разинутой пастью. Инспектор не дал ему и слова сказать, добавил самое главное, что берег на конец допроса.

Индус умер от паралича сердца! И паралич наступил от яда, который попал в кровь через царапину. Где перстень с ядом?

Людвиг Набель безвольно расслабил руки, прикрыл глаза и откинулся головой на спинку дивана, лицо покрылось мертвенной желтизной. Он сделал несколько судорожных глотков – слова оправданий сухим комом застряли в горле, и только пальцы рук как бы в конвульсии судорожно сжимались и разжимались с похрустыванием в суставах…

Едва ли не в таком же шоке оказался и Отто Дункель. Его испуганно-изумленный взгляд перебегал с Набеля на невозмутимого инспектора, который, похоже было, с легкой усмешкой наблюдал за агонией смертельно раненой «добычи».

Вдруг выйдя из оцепенения, Людвиг Набель закричал так, что и в коридоре было слышно из конца в конец:

– Не было никакого перстня с ядом! Не было! – Он вскочил на ноги, глаза расширились как у человека, поставленного к пулями иссеченной стене для очередной жертвы расстрела. – И никогда, слышите, никогда не докажете, что он был с ядом! Плевать я хотел на все показания каких-то там трюмных матросов, плевать! Слышите, господин… как вас там по имени…

– Господин инспектор, – все с той же меланхолической усмешкой подсказал Марк Паркер и поклонился лохматой головой. – Для вас я сейчас – только господин инспектор, любезный господин Набель.

– Так вот, господин инспектор, я протестую против ваших оскорблений и подозрительных выпадов в мой адрес и заявляю, что никакого перстня с ядом у меня нет!