За золотым призраком

– Вы говорите – «нет»! Сейчас действительно на вас его нет, теперь вы призвали на помощь свой талисман. Но он не спасет вас, как не спасет и Рак[25]. Он сам попал в соленый кипяток. Вы говорите, что ваш рубиновый перстень – без яда? – уточнил, перестав улыбаться, Марк Паркер. – Отлично, я верю вам на слово. И даю вам возможность рассеять мои подозрения и прошу предъявить «тот» рубиновый перстень, который был на вашем пальце утром, когда вы в коридоре так некстати встретились с индусом и крупно повздорили. Ну, ваш последний шанс, не упустите его, иначе, сами понимаете, мне придется остаться при моих подозрениях! – Несмотря на мягкость тона, в голосе инспектора чувствовалась львиная хватка, когда ничто уже не может спасти обреченную жертву, даже покорно сложенная у ног голова. – Представьте, прошу вас, господин Набель! Не хотите представить сами? Или уже не можете?

Людвиг Набель добрую минуту смотрел в тягостном молчании на безмятежно выжидающего инспектора, а Паркер на пассажира, у которого был вид гончей собаки, потерявшей верный след лисицы в ожидании неминуемого за это наказания… Но вот господин Набель загорелся последней искрой угасшей было надежды и он решительно сказал:

– Мне вам нечего предъявлять! Кольца ядовитого, как вы утверждаете, у меня никогда не было! А простое кольцо с рубином я оставил после завтрака на столе в каюте, и оно куда-то пропало! Вот и все! – Пассажир нервно сцепил руки за спиной, неподвижной статуей времен великой Римской империи при дороге, замер у столика, лицом к иллюминатору, решив больше ни о чем не говорить с инспектором.

– В таком случае я вынужден, хорошо понимая, что это уже бесполезно, но все же для формальной записи в протокол, провести у вас обыск, – заявил Марк Паркер и мягко поднялся из кресла у стола, повернулся к Дункелю. – Господин сенатор, прошу вас, позовите еще кого-нибудь в понятые.

– Хорошо, я выгляну. – Отто Дункель, пораженный таким исходом «собеседования», а также явным замешательством Набеля при разговоре о перстне с ядом, что недвусмысленно указывало на его причастность к смерти Али, вышел в коридор и тут же, наткнувшись на помощника штурмана и немного уже знакомого ему Бобби Дукакиса, пригласил его в каюту Набеля.

Инспектор осмотрел костюм на подозреваемом, туфли, вплоть до каблуков – нет ли там заветного тайничка? – а потом дюйм за дюймом обследовал всю каюту. Солнце уже опустилось за кормой парохода и не освещало больше помещения в иллюминатор, когда утомленный Марк Паркер молча развел руками и коротко пояснил:

– Океан велик, а у меня нет волшебной рыбки, которая со дна морского могла бы доставать заветные колечки… Или оно уже припрятано у кого-то другого, возможного соучастника преступления! Вам, почтенный господин Набель, придется оставаться в помещении под домашним арестом, до прибытия и передачи вас в руки Мельбурнской полиции. Ужин принесут сюда и в моем присутствии. Никакого общения с другими пассажирами, никакого приема и передачи посылок и писем… И это в какой-то степени ради вашей же безопасности. Как знать, господин Набель, не захочется ли кому-то от вас избавиться, как от ненужного засветившегося соучастника!

– Я буду жаловаться! Никакой я не соучастник, слышите! – уже из-за хлопнувшей двери послышался возмущенный голос Людвига Набеля. – Мельбурнские комиссары вас не погладят по головке, я найду способ утопить вас в этом проклятом океане, ваша карьера на этом закончится! Раз и навсегда! Слышите, вы…

– Заранее готов принести вам свои извинения, если вы сумеете доказать свою невиновность, но пока что… – невозмутимо ответил Африканский Лев, грива которого от последнего обыска в каюте заметно взмокла, чего не скажешь про настоящего льва, который ни в какую жару не потеет. Марк Паркер неспешно закрыл каюту на замок и положил ключ в грудной карман, пожал руку сенатору, стиснув ее в крепких пальцах, потом отпустил Дукакиса по его служебным делам, поблагодарив за оказанную услугу.

Словно не совсем доверяя услышанному собственными ушами, Отто решил еще раз рассортировать полученную информацию «по полочкам». Делая вид, что не все дошло до его непрофессионального сознания во время только что состоявшегося допроса, он смиренно уточнил:

– О каком перстне вы все время спрашивали у Набеля, господин инспектор. Разве это так важно?

– О том, который у него был на пальце, когда он перевстретил вашего слугу в коридоре и пытался силой или угрозами выяснить наконец-то, куда и зачем вы собрались путешествовать с сыновьями.

– А этот, который сейчас у него на пальце? Разве это другой?

– Этот с изумрудным камнем, как сами видели. А тот был рубиновый и в более солидной золотой оправе.

– Ну и что же? При чем тут камни? И о каком яде вы говорили?

– Как при чем? – Инспектор, разминая в пальцах вынутую из коробки сигарету, посмотрел на Дункеля так, будто перед ним возник могучий баобаб, а не просвещенный сенатор. – Очень даже при чем!