Забавы придворных

Тогда тот, что от начала времен повсюду искусно собирает лукавства, догадываясь, что причиной промедленью, присовокупляет: «Пусть тебя не смущает страх преисподней, ибо век тебе предстоит долгий и достаточно еще времени на покаяние. Прибавлю, что перед твоей смертью я тебя предупрежу тремя явственными знаками[648], в должное время, разделив их промежутками, чтобы у тебя была возможность покаяться. Но ты мне не поверишь; ведь ты говоришь: „Если я проглочу твою лесть, я твоя добыча”. Эту ненависть к нашему роду и бесчестье вечное наложил на нас Господь от Люциферова паденья, и потому ты, не делая различия, осуждаешь виновных и невиновных с одинаковой враждебностью. Ибо в той первой гордыне, которую наше неблагодарное Богу семейство усвоило себе из полноты нашей новой чести, многие последовали за оным блистательным князем к северу[649], другие стали зодчими раскола, иные помощниками, иные соблазнителями других, иные соглашающимися, иные сомневались, что делать, но все возгордились против Бога и пренебрегли мудростью. Были они низвергнуты отмщающей десницей, и столь уравновешены, столь справедливы были весы, что достало и прощения неведению, и наказания беззаконию. Вследствие этого те, кто мучится сильнее по чудовищности своих заслуг, силятся навредить сильней по природной своей порочности. Среди этих вождей есть такие, чья огромная лютость желает и может производить соблазны, коих ты мнишь избежать. Есть и такие — их действительно стоит бояться — в чьи руки преданы люди порочные, осужденные исполнившеюся мерою своего беззакония. Эти научены своих приверженцев укреплять в достатке, продвигать в успехе, обеспечивать им безопасность, даровать предусмотрительность, но делают они это для тех, чье процветание им полезно, а осуждение неизбежно, когда они того захотят. Они льстят, чтобы уничтожить, возвышают, чтобы низринуть; поделом их всему миру объявляют мерзостными. И увы! мы, невиновные, запятнаны их бесславием. Ведь далеки от нас грабежи имений, разорения городов, жажда крови, алкание душ и желание творить больше зла, чем мы способны. Нам достаточно исполнить нашу волю, не причиняя смерти. В потешных и обманных делах, признаюсь, мы искусны[650]: создаем мороки, творим призраки, фантасмы изготовляем, чтобы скрыть истину и явить пустую и смехотворную видимость. Мы способны на все, что производит смех, и ни на что производящее слезы. Я ведь из тех изгнанников неба, кои, не помогая и не соглашаясь с виной Люцифера, бессмысленно носились за поборниками его преступлений. И хотя отгоняет нас, недостойных неба, негодующий Господь, однако милосердно позволяет нам терпеть наказанье или в просторах пустыни, или в обитаемых местах, по степени нашего прегрешения. Встарь прельщенные люди называли нас полубогами и полубогинями, сообразно виду принятого нами тела или очертанья давая нам имена, различающие пол; а по местам жительства или по уделенной нам службе мы именуемся Горными обитателями, Сильванами, Дриадами, Ореадами, Фавнами, Сатирами, Наядами, коим начальники, так окрещенные народом, — Церера, Вакх, Пан, Приап и Палес[651]. Мы примечали все, что видели от начала[652], ибо Бог позволил нам познавать вещи по опыту, так что мы обретаем остроумие и способность угадывать будущее исходя из прошедшего. С нашею, как у духов, способностью являться везде, где бы мы ни жили и в какую бы страну ни переносились, мы умеем прокладывать верные пути. Тем, кто нам предался и был нами принят, мы заботимся открыть все это, дабы они ясно постигали положение всех людей и могли, если захотят, внезапно нападать на неподготовленных, с малым числом заставать врасплох большие толпы, обходиться с целыми областями по своему желанию; и нам не позволено вмешиваться, если они творят нечестие. Мы можем указывать им случай, а уж они по своей склонности щадят или губят. Но ты страшишься нас под влиянием книг, хотя мы не из тех, кого книги учат опасаться. Скорее из-за моего и моих братьев совета пробудятся надежды насчет твоего состояния у ловцов душ, но мы предвозвестим тебе смертный день, чтобы ты не уснул в смерть[653], как им того хочется. Мы загодя узрим день твой ради твоего спасения, чтоб ты мог предварить его покаянием. И мы не обманемся, ибо стяжали опытность во всех вещах, искушенность в физике как небесной, так и земной, то есть знание о звездах, видах, травах, камнях и древах и о причинах всех вещей; и как ты знаешь, что солнце после полудня начнет клониться и обратится к западу, и ведаешь час его заката, так конец плоти, подорванной и готовой к падению, от нас не ускользает. От этого знания и нашей кротости мы — добрые советники и сильные, когда позволяет Господь, помощники. Что медлишь и сомневаешься? Чтобы ты знал, что мы действуем не преступно и не жестоко, послушай, если угодно, об одном наказании, которое брат мой Морфей наложил на монаха и которое у нас называют жестоким[654].