Забери меня с собой

Вот так Люда познакомилась с тетей Ниной, та жила по другую сторону парка. Тетя Нина знала ее отца, его многие в округе знали – начальник тюрьмы все-таки, она позвала Люду домой, чаем с вареньем напоила. Люда пила чай и ела варенье, но вкуса не ощущала, а чувствовала запах цветов. Они были везде – на подоконниках, на полу по углам комнаты, на низеньких и высоких табуретках, свисали со стен, шкафов. Уходя, Люда унесла в своем сердце кусочек прекрасного мира, и с той поры хозяйка этого мира открывала ей дверь в любую пору суток и ни о чем не спрашивала. Весной Люда сажала с тетей Ниной цветы в парке, без труда отличая рассаду ветреницы от рассады маргариток, а потом тетя Нина плакала, провожая ее в Ленинград. Увы, за все годы Люда не посадила в домашнем палисаднике ни одного цветка – не хотела, но в Ленинграде, возле общежития швейной фабрики, на которой работала, а после замужества в каждом гарнизоне она оставила сады удивительной красоты. Удивительность их заключалась в том, что цвели они с ранней весны до поздней осени. Были среди них прекрасные альпийские горки, рокарии и обычные клумбы, на них уютно расположились туи, сакуры, вишни, розы, тюльпаны, хризантемы – что только Люда не сажала! Сама поливала, пропалывала, удобряла, опрыскивала и, расставаясь, плакала, будто собственных детей покидала. А в гарнизоне под Гаваной она оставила не только прекрасный сад, но и огород, в котором, слушая смешки местных, выращивала невидаль в тех местах – капусту белокочанную.

«Как давно все это было!» – подумала Люда, всматриваясь в белую ночь. Потерла лоб пальцами, посмотрела на спящего мужа, потом снова в окно. Сегодня она уедет, а Катя останется. Что произошло с дочкой? Упрямая, непокорная. Ох, как тяжело с детьми! А у нее больше сил не было. Не было, и все. Пусть живут как хотят, пусть делают что хотят. Вздохнула, прошлась по палате взад-вперед, села на край кровати. Легла и уснула. Разбудил ее стук двери. Это Катя пришла. Люда приподнялась на локте, прищурилась. Она хорошо видела, просто не хотела, чтобы Катерина прочла в ее глазах удивление, потому что только сейчас, в пасмурности раннего утра, она вдруг заметила, что дочь и внешне сильно изменилась – взрослая стала. Даже страшно: фигурка девочки, а глаза много повидавшего человека. Люда села, поежилась, потерла пальцами занемевшую шею.

– Как ночь прошла? – тихо, но деловито спросила Катя, подошла к столу и принялась выкладывать из объемистой сумки баночки с перетертой пищей, бутылку с водой, пакет кефира, два чистых полотенца, ложки и книгу. Дочка читает Мише книги, а она не читает…

– Ночь прошла спокойно. – Люда подавила зевок.

Катя подошла к высокой кровати, заглянула отцу в лицо.

– Ты когда уйдешь? – спросила она, вернувшись к столу и прикрывая баночки полотенцем.

– Сразу после обхода.

– Кто тебя проводит? Бабушка или дядя Герман?

– Нет, бабушка меня не проводит. И Герман не проводит. Зачем спрашиваешь, ты ж знаешь, как они ко мне относятся. – Люда хмыкнула и после долгой паузы, во время которой Катя налила в баночку воды из-под крана и сунула в нее кипятильник, продолжила: – Слушай, дочка, я не могу понять, а если папа до сентября не поправится, ты тут все равно останешься?

– Да. – Катя рассматривала, поднеся к свету, бритвенный станок.

– Значит, ты решила учебу забросить…

– Я буду с папой до его выздоровления.

Катя положила станочек на полотенце.

Люда едва не задохнулась от негодования, но смогла взять себя в руки и произнесла ровным тоном:

– Ты понимаешь, что говоришь? Ты даже девять классов не закончила.

– Ничего, еще закончу.

– Катя, это не шутки! – Люда досадливо мотнула головой. – Будешь неучем и пойдешь на базар.

– Значит, пойду на базар, – хмуро буркнула Катя. – Чтоб ты знала, мама моей одноклассницы торгует на Конном рынке, а у нее высшее экономическое образование.

– Значит, мама твоей одноклассницы беспросветная неудачница.

– Ничего подобного, – довольно резко возразила дочка, – они гроши не считают, как мы.

– Если б не пьянство твоего отца, мы б тоже гроши не считали, – вспыхнула Люда, – это он нас подкосил…

– Нет, не он.

– А кто?

– Мама, не начинай! – Катя посмотрела на папу. – Пожалуйста, не так громко, он все понимает.

– Ничего он не понимает! – рыкнула Люда. – А ты запомни: образование за спиной не носить, а необразованному жить очень тяжело. Было б у меня сейчас высшее, я бы не протирала стул в военкомате, я бы… – У нее ком подкатил к горлу. – А, да что теперь говорить! – Люда в сердцах махнула рукой, подошла к зеркалу, висящему над раковиной, и прищурилась на свое отражение. – Катя, а ну посмотри, у меня что, седина полезла?

Катя кивнула:

– Да, я давно заметила.

По спине у Люды побежали мурашки, она прижала руки к щекам:

– Как же так? Мне же всего сорок шесть… – Она всматривалась в свое отражение, будто видела впервые. – Как же так? – Она приблизила лицо к зеркалу. – А… А это что? – Сердце замерло и упало.