Забракованные

Досс и вправду говорил об этом Эйдану не единожды, но тот жаждал получить наследника со свойственной ему во всем маниакальностью.

Пару лет назад Амелия сама мечтала о малыше, которому смогла бы посвятить свою жизнь и подарить всю нерастраченную любовь, которая скопилась в ней за годы несчастливого брака. А потом поняла, что ребенок, рожденный в такой семье, станет не меньшим заложником обстоятельств, чем она сама. Что Мэл сможет ему дать? Поделиться своей пустотой? Так что, может, все к лучшему.

— Выздоравливайте, леди Бриверивз, — в последний раз сказал целитель и пошаркал к двери.

Только когда он вышел, Амелия отвернулась от стены и уставилась в потолок.

Пятый раз. Все повторилось в пятый раз.

Когда же Эйдану станет достаточно?

* * *

Она привела себя в порядок и спустилась к ужину. Муж, мрачнее тучи, сидел за столом со свежей газетой в руках. Вернувшись со службы, он не переоделся, по-прежнему оставаясь в темно-синей военной форме. Та необычайно ему шла, оттеняя цвет глаз и выгодно подчеркивая широту плеч.

Глядя на супруга, Мэл замерла на середине лестницы. За годы брака внешне Эйдан изменился лишь в лучшую сторону — возмужал. Женщины все больше провожали их пару завистливыми взглядами. На светских мероприятиях до Амелии все чаще долетали обрывки разговоров о том, как ей повезло, и о том, как бедный Бриверивз живет с такой замухрышкой, как она. Эйдан гордо задирал нос, видя направленные на него восхищенные взгляды.

Мэл подозревала, что на одном внимании к нему и на взглядах дело не ограничивалось — уж слишком часто муж оставался «на службе» на ночь. Но не ревновала. Напротив, мечтала, что однажды Эйдан выберет другую мать для своего наследника, а от нее избавится — вернув отцу как бесплодную, или же сослав в монастырь. В том, что король позволит своему любимчику расторгнуть брак в одностороннем порядке, она даже не сомневалась.

Но Эйдан по-прежнему возвращался, используя других женщин лишь как развлечение.

Она так и стояла на лестнице, впившись пальцами в перила. Да, по-прежнему красив, но как же отвратителен внутри. Если бы аура отражала не только магический дар, но и душу своего обладателя, то у него она была бы угольно-черной. А у нее? Прозрачной, должно быть, — бесцветной, как и она сама.

Эйдан почувствовал направленный на него взгляд. Отложил газету и самодовольно ухмыльнулся.

— Любуешься?

«Борюсь с рвотой», — хотелось ответить Мэл, но она привычно смолчала. Спустилась вниз, подошла к столу.

— Ты плохо выглядишь, — заметил муж, окинув ее придирчивым взглядом. — Почему коса? Знаешь же, что я люблю, когда ты поднимаешь волосы вверх.

Только прошлым утром она потеряла их ребенка, а прическа — все, что его волнует.

Амелия промолчала. Налила себе в стакан воды. Эйдан неодобрительно покосился в ее сторону, из-за того, что она не воспользовалась помощью слуг, но тоже смолчал.

— Как дела на службе? — спросила Мэл, когда молчание стало особенно тягостным.

Если бы муж снова углубился в чтение, она с удовольствием поужинала бы в тишине. Но то, что он кидал на нее взгляды и явно хотел что-то сказать, но так и не говорил, било по нервам плетью.

Сказал:

— Я уезжаю.

Коротко, зло, неожиданно, так, что Амелия поставила стакан на стол — затряслись руки.

— Надолго? — постаралась спросить нейтрально, хотя внутренне ей захотелось пуститься в пляс.

Хоть бы надолго…

— Мне приказано присоединиться к военному походу.

Война с Аренором длилась уже около года. Сперва претензии короля Миреи на аренорские земли были выставлены как поиски справедливости. На каждом углу вещали, что война будет недолгой. Но время шло, а армия все не возвращалась. Жены солдат стали получать извещения о погибших.

Сперва на фронт отправили лишь часть войск, затем стали призывать остальных. Эйдан все это время якобы занимался подготовкой резерва. Фактически, как подозревала Мэл, старший Бриверивз договорился с его величеством, что его единственный наследник останется в безопасности так долго, насколько это возможно.

Значит, дела пошли хуже…

— Я хочу, чтобы ты поехала к своему отцу на то время, пока меня не будет. Нечего тебе сидеть тут без присмотра. А моему отцу будет не до тебя, — сказал Эйдан, и Амелия снова потянулась к воде. Спрятаться за стаканом, чтобы тот не заметил ее ликования. Нельзя, нельзя радоваться войне, когда гибнут люди, но Мэл не могла ничего с собой поделать.

— Хорошо, — ответила тихо.

— Но если ты обмолвишься хоть словом… — а вот теперь в голосе мужа прозвучала откровенная угроза.

Мэл вскинула на него глаза, впервые за время этого разговора

— Я не враг своему отцу, — сказала твердо.

А ещё она никогда не расскажет лорду Грерогеру подробности о своей жизни не только из-за беспокойства о его здоровье — сгорит от стыда.

Эйдан довольно осклабился. Подумать только, как всего какие-то пять лет назад эта улыбка казалась ей искренней? Даже улыбка Блэрарда Гидеона была более настоящей, чем оскал Эйдана.

— Я отбываю на рассвете, — сообщил муж, ставя последнюю точку в их беседе. — Вина мне! — гаркнул, вызывая служанку.

Настоящее время