Забракованные

Что, если аура может появляться тогда, когда пробуждается магия Грерогеров? Возможно, и при работе с ростком происходило нечто подобное, просто некому было ей об этом сказать. Один единственный раз ее застала в саду леди Боулер, но та позвала Амелию издали, и она сразу прекратила манипуляции с даром… Звучало логично и в то же время фантастически.

Она все-таки маг?

И тут Мэл накрыло пониманием: она все еще на полу, обнимает своего фиктивного мужа… Или уже он ее?..

Боги!

Она резко разомкнула объятия и отстранилась. Чужие руки сразу же ее выпустили. Только ладонь, словно не желая менять свое место положения, прошлась по предплечью Амелии скользящим движением, и лишь потом исчезла.

Мэл отступила, как была, на коленях по мягкому ворсу ковра. Села на пятки и откинула со лба влажную выбившуюся из прически прядь волос.

— Как ты? — все еще хрипло спросил Монтегрейн.

Она нервно рассмеялась.

— Это должен был быть мой вопрос.

— Я в порядке, ничего не чувствую.

А она чувствовала. Слишком много и неожиданно для самой себя.

Он смотрел на нее в упор своими невозможными светлыми глазами, которых Мэл когда-то так сильно боялась.

Оба растрепанные, потные, тяжело дышащие, будто за какие-то несколько минут пробежали от особняка до Монна и обратно.

Рэймер потянулся к ней, и Амелия запоздало сообразила, что, отсев, не рассчитала расстояние — он все равно был к ней слишком близко. Мотнула головой, сама толком не понимая, что имеет в виду. Не трогать ее? Ничего не говорить?

От резкого движения только что заправленная за ухо прядь снова выбилась и упала на глаза. Монтегрейн аккуратно отвел ее в сторону, а потом взял лицо Амелии в ладони и коснулся своими губами ее губ. Очень бережно, осторожно, словно спрашивая разрешения.

А она… казалось, забыла как дышать. Никогда, ни один мужчина не касался ее так. Ее вообще трогал только единственный мужчина — Эйдан. И его прикосновения были ей неприятны с самого начала, с первого дня. Только у нее не хватило ни опыта, ни, если уж быть до конца честной самой с собой, мозгов, чтобы это понять и дать правильную оценку своим ощущениям.

Оказывается, поцелуй — это приятно. И он может быть нежным, а вовсе не требовательным и жестким.

Она ответила. Робко, будто ей все ещё шестнадцать и это ее самый первый поцелуй. Боги. Таким и должен был быть ее первый поцелуй! И она потерялась, растворилась в этих ощущениях и во времени…

Рэймер отстранился первым, но рук от ее лица не убрал. Однако нигде больше не касался и даже не попытался. Тревожно заглянул ей в глаза, вероятно, ожидая реакции.

Какой?

Если бы она знала какой!

— Что ты делаешь? — прошептала Мэл, будучи настолько ошарашенной произошедшим — и поцелуем, и тем, что ему предшествовало, — что не нашла в себе сил даже пошевелиться.

— То, что хочу сделать всю последнюю неделю. — Он не отводил взгляд, смотрел прямо в глаза и по-прежнему не отпускал.

Амелия все же накрыла его руку ладонью и отвела от своего лица. Рэймер позволил, сразу отпустил, не став ее удерживать. Она отвернулась первой, уставилась на темную бочкообразную ножку кресла, утопающую в высоком светлом ворсе ковра.

— Не надо… — прошептала Мэл. Слова давались тяжело, жгли горло. — Не надо благодарить меня за лечение… так.

Ответом ей была тишина, и Амелия вздохнула с облегчением: если понял, то хорошо.

Однако она снова ошиблась.

— Мэл, — позвал Монтегрейн. Она не отреагировала. — Мэл, посмотри на меня, пожалуйста.

Пришлось поднимать на него глаза, хотя оторвать взгляд от ножки кресла было почти физически больно — там было легче, безопаснее…

Рэймер смотрел на нее абсолютно серьезно: ни тени улыбки, или раздражения, или самодовольства — или что еще обычно она видела на лице Бриверивза после того, что тот гордо именовал поцелуем?

— Благодарность я обычно озвучиваю словами.

Кровь тут же прилила к щекам.

«Не мечтай, Мэл. Просто… не мечтай».

Потому что возвращаться из мечтаний в реальность потом слишком больно. Ей ли не знать?

Она не выдержала. Снова отвела взгляд и теперь уткнулась им в сложенные и, оказывается, переплетенные между собой на коленях руки.

— Давай я помогу тебе встать? — предложила глухо.

Монтегрейн пожал плечом.

— Помоги.

Он все еще смотрел на нее, и от этого прямого взгляда было сложно дышать.

Амелия встала первой, протянула руку и отметила, что Монтегрейн поднялся практически без усилий. Чуть припал на больную ногу, однако сумел остаться стоять даже без трости, когда Мэл отошла за той к дивану. Если вспомнить момент их первой встречи в храме и то, как Рэймер мог сохранить тогда равновесие только благодаря статуи святой, сегодняшний прогресс был не просто налицо, он был настоящей магией. Впрочем, ее результатом он и являлся — магии Грерогеров. Амелия чуть снова не расплакалась — на сей раз от облегчения.

— Лучше пока походи с ней. — Она вернулась и протянула ему трость. — Не нагружай ногу. Аура успокоилась, но красные искры в ней остались. Думаю, это добрый знак.

Надежда на то, что он сможет не только ходить самостоятельно, но и вернет себе дар.

— Спасибо.