Забракованные

В этом она не сомневалась. Наверняка после возвращения с войны Монтегрейна допрашивали миллион раз, собирали доказательства того, что это не он приложил-таки руку к смерти наследника. Мэл помнила, как Бриверивз с пеной у рта доказывал обратное, и у него нашлось немало единомышленников, иначе бы слухи не расползись по всей Мирее.

— Я не про тайну, — сказала Амелия, надеясь, что Рэймер прочтет между строк. Пока что у него это прекрасно получалось, по крайней мере в отношении нее.

Она просто сказала, а он просто кивнул.

Так было лучше — без лишних слов.

— Доброй ночи. — Мэл убрала со стола все лишнее и шагнула к двери.

— Доброй, — эхом откликнулся Монтегрейн.

Не стал ее останавливать, и она была этому рада. Что-то произошло между ними. Амелия сама не знала когда: тогда, когда он вырвал ее из призрачных лап Эйдана из ночного кошмара, или когда обнимал на глазах у сестры, или когда они смеялись до слез, обсуждая выходки леди Боулер, или…

Неважно.

Она направилась к выходу, а он встал. В отличие от Гидеона, Монтегрейн не забывал о манерах, когда нога ему это позволяла. А раз сейчас боли не было, он взял трость и собрался ее проводить.

— Мэл, — вдруг позвал со спины.

Амелия обернулась.

Внезапно перед глазами полыхнуло красным, так ярко, что ей на мгновение показалось, что она ослепла.

Не сдержав стона, Рэймер рухнул на колени — с размаха, на колени, одно из которых было уже, возможно, неизлечимо травмировано. Согнулся, обхватив себя руками поперек живота.

Мэл обмерла от ужаса. Делиться своей кровью нужно не только с благими намерениями, но и с благими мыслями. «Любовь лечит, а ненависть убивает», — вот какое послание оставила ей в наследство бабушка. А о чем она думала сегодня? О Гидеоне, о погибшем принце, о несправедливости жизни. Что, если ее дурные мысли…

Амелия бросилась к скорчившемуся на полу мужчине и снова замерла на расстоянии шага. Нет, это был не сердечный приступ, и не предсмертная судорога свела его тело. Аура! Мертвая, блеклая аура сияла, наливаясь ярко-красным магическим цветом.

Слишком резко, поняла Мэл. Обрадовавшись эффективности лечения, она добавила в питье двойную порцию крови, и поврежденный магический резерв среагировал.

Амелия рухнула на колени рядом, коснулась плеча, попытавшись заглянуть в искаженное гримасой боли лицо.

— Рэйм. Ты слышишь меня?! Что ты чувствуешь? Говори!

Аура мощного боевика не просто сияла, как должна была по своей природе, она словно пульсировала, наливалась алым и гасла, чтобы мгновенно вспыхнуть вновь.

Место разрыва в районе колена мигало особенно ярко и быстро, заметно выбиваясь из общего движения ауры. И, вероятно, именно этот дисбаланс вызвал такую реакцию.

— Все… горит… Руки… — выдохнул Монтегрейн сквозь крепко сжатые зубы, все ещё не в силах разогнуться или хотя бы нормально дышать. Его тело сотрясала крупная дрожь, на лбу выступила испарина.

Боги, что она наделала?

И как теперь это исправить?!

Росток!

Больше Мэл не думала, действовала скорее инстинктивно. Подползла на коленях ближе и обняла, обвила своими руками поверх его собственных, судорожно стиснутых. Прижалась так крепко, как только могла.

Росток…

Попыталась сделать то, что делала в саду. Найти в своей душе островок гармонии и тепла, направить силу в ладони, поделиться.

Кажется, она заплакала. Не поняла как и в какой момент — ощутила лишь соленый привкус на губах и влагу на своих щеках. Уткнулась лицом в чужое крепкое плечо. И делилась всем, что у нее было, делилась как могла.

Тот росток в саду вымахал уже в настоящее здоровое растение и обзавелся собирающимся раскрыться бутоном…

Любовь лечит, а ненависть убивает…

А в ней так много нерастраченной любви — целый океан, спрятанный под коркой боли и отчаяния. Но она есть, потому что за месяц, проведенный в этом доме, корка боли истончилась и стала совсем прозрачной, показав то, что под ней.

И Амелия представила себе этот океан, скованный под толщей льда, — весной…

Почувствовав, что тело, которое она так крепко обнимает, больше не сотрясает безумная дрожь, Мэл открыла глаза, прищурилась, чтобы рассмотреть ауру, — та снова потускнела и перестала так неистово мерцать, однако в ней по-прежнему остались беспрестанно кружащиеся, словно испуганные рыбы в тесном аквариуме, красные всполохи.

Чужая теплая ладонь накрыла ее предплечье.

— Ты светилась, — хрипло произнес голос над ухом.

Амелия так растерялась этим словам, что даже не сообразила, что давно пора высвободиться и отстраниться.

— Я не могла светиться, у меня нет магической ауры.

— Может, сейчас и нет, не вижу. Но определенно была, — последовал ответ. — Ярко-зеленая.

Мэл потрясенно моргнула. Разве такое возможно? Она ведь не маг вовсе. Однако росток вырос, и сейчас… сейчас определенно что-то произошло благодаря ее дару.