Авва мудро шёл в последнем ряду, так что пламя задело его уже на излёте и подожгло только одежду и волосы. Дико вопя, пытаясь сбить пламя, подвижник пронёсся по двору. Разум не вполне оставил его. Он бежал именно туда, где можно было рассчитывать потушить огонь. В угол двора, к спуску в подвал – туда, где во всех подобных крепостях располагался резервуар воды.
– Стой! – успел заорать Лонгин. – Нет-нет-нет! Остановите его!
Маркиан успел понять, ужаснуться, выхватить лук – но было поздно.
Горящий, визжащий авва Пафнутий бросился в резервуар нафты.
12
– Госпожа августа, – сказал Атаульф, – повозки для тебя и твоей прислуги готовы. Переодевайся и выходи. Мы выступаем из Рима.
Галла Элия Плацидия, некрасивая девушка с длинным толстым носом и по-мужски квадратной челюстью, с плотно стянутыми букольками чёрных волос, положила пяльцы на столик для рукоделия и подняла на гота слегка удивлённый взгляд.
– Я должна ехать с вами? – Голос у неё тоже был неприятный, гнусавый. – Зачем?
– Ты сама прекрасно понимаешь, августа. Ты заложница.
Плацидия прищурилась.
– Атаульф, я не хочу критиковать твою латынь, но не мог бы ты уточнить, что ты понимаешь под словом «заложница»? Я не уверена, что мы с тобой вкладываем в это слово одинаковый смысл.
– Это значит, – нетерпеливо сказал Атаульф, – что если твой брат Гонорий хочет получить тебя, он должен договориться о выкупе. И что если Гонорий на нас нападёт, Аларих тебя убьёт. Теперь понятно?
– Да-да, теперь понятно. – Плацидия взяла пяльцы, иглу, бисеринку из шкатулки, нанизала на нить. – Я сейчас, дай только закончу вышивку, мне немного осталось. И кстати, – добавила она в спину Атаульфу, который уже собрался выходить, – надеюсь, ты понимаешь, что если Аларих меня убьёт, у вас тут выстроится очередь из желающих подарить Гонорию голову Алариха? И ты будешь в этой очереди первым, а не захочешь быть первым, так от тебя твои же люди разбегутся к тем, кто смелее? – (Атаульф застыл в дверях и медленно развернулся). – Поэтому, – Плацидия не отрывала глаз от вышивки, – это ещё вопрос, кто тут чей заложник. Мне кажется, – закончила она на уступчивой ноте.
Атаульф вернулся в комнату – маленький светлый кабинет, украшенный фресками пастельных тонов с нимфами и цветами – и сел в кресло против Плацидии. Оба молчали. Августа ловко низала на нить бисеринку за бисеринкой. Лик Спаса Нерукотворного на полотне был почти завершён.
– Августа, – заговорил наконец визигот, – в какую игру вы играете?
– «Вы» – это кто? – Плацидия едва заметно улыбнулась.
– Это тоже часть вопроса. Вы, играющие в игру – вы кто? Кто дёргает нас за нити?
Августа положила вышивку и посмотрела ему в глаза прямым немигающим взглядом.
– Хороший вопрос. Я вижу, ты успел кое-чему научился в Риме. Вот тебе честный ответ. Мы – это тридцать-сорок семей, владеющие почти всем в Италии и на Западе. Римское государство, все эти армии, ведомства, суды, законы – орудие нашей власти и защиты нашего имущества. Орудие старое и негодное. Слишком громоздкое, ненадёжное, неповоротливое, дорогостоящее. И мы сейчас его упрощаем. Вашими руками.
– Я не совсем понимаю, – пробормотал Атаульф.
– Гораздо дешевле нанять варварское племя для одноразовой кампании, чем содержать регулярную армию, набирать, обучать, платить этим дармоедам в мирное время. Дешевле раздать земли в кормление вассалам, чем содержать прорву ненасытных чиновников и законников. Слишком дорого содержать города с безумными тратами на водоснабжение, полицию, пожарных, с этими цирками и театрами, риторскими и философскими школами. Их тоже давно пора разогнать. Кто из городских бездельников годится к работе – поверстать в крестьяне и раздать помещикам, кто нет – пусть сам заботится о себе. Да, жить простому люду станет хуже, но на то есть церковь, она каждому в два счёта объяснит, что он не голодает, а богоугодно постится. Ну и чтобы занять делом всяких умников – тут церковь тоже незаменима. Пусть умники устремляют мысли к божественному, а не пытаются сообразить, как тут на земле всё устроено, не то, глядишь, и вправду сообразят… Стало понятнее?
Атаульф глядел на девушку молча и в полном оцепенении.
– Если умники захотят перебежать, например, к персам или просто спрятаться, – продолжала Плацидия, – на этот случай у нас есть специальные люди. Следят, чтобы такого безобразия не было. Более серьёзная угроза: вы можете не согласиться на роль орудия. Вы, варвары. Можете запросить себе долю власти, а не только жалованье. Что ж, мы готовы делиться в разумных пределах. Мы и раньше принимали в свой круг новые семьи. Одни кланы вымирают, другие приходят со стороны – так было всегда… Ну а если вы вообще откажетесь играть по нашим правилам… Тут опять поможет церковь. Не император, так папа, но в Риме всегда будет сидеть человек, к кому вы будете ползти на четвереньках, целовать туфлю, каяться и молить о прощении…
Атаульф вскочил, с грохотом отбросил кресло – и глазах Плацидии впервые мелькнул испуг.
– Сука!