Заброшенная дорога

Битва была в разгаре. Как всякая битва для постороннего зрителя, она выглядела скучно и непонятно. Блеммии Харахена разъезжали по периметру своего табора и отстреливались от блеммиев Яхатека, а те эпизодически наскакивали поодиночке или мелкими группами, пытаясь прорвать оборону. В самом таборе женщины и дети сгоняли в кучу перепуганный скот. Человек десять харахеновских охраняли подступы к воротам, но яхатековские стреляли по ним редко и без энтузиазма – видно, их гораздо сильнее манил табор с его скотом и женщинами. Все грозно орали, верблюды ревели, и не наблюдалось никаких признаков управления – каждый, включая царя и вождя, скакал куда хотел и сражался сам за себя. Лишь дюжина валяющихся на песке трупов свидетельствовала, что это бой, а не упражнение в джигитовке.

– С тактикой у них неважно, – заметил Маркиан. – Про дисциплину и говорить нечего.

– Зато у тех полный порядок с дисциплиной, – показал Фригерид в сторону. – А может, и с тактикой.

Монахи стояли поодаль, в паре полётов стрелы от крепостной стены, довольно правильным сомкнутым строем. Они даже успели вооружиться блеммийскими щитами из пятнистых коровьих шкур. Иноки не участвовали в свалке, а ждали. Было видно, как они слаженно разевают рты. Временами, когда боевые кличи кочевников затихали, слышалось суровое хоровое: «Услышите до последних земли… Яко с нами Бог!»

– Нам с тобой придётся вдвоём на них идти, – сказал Фригерид. – Не смущает?

– А тебя смущает? Как-то непохоже на тебя. Где твоя безрассудная тевтонская отвага?

– Сомневаешься в моей отваге, иллириец? – В голосе Фригерида прозвучала угроза. – Уж не сомневайся. Просто смерть от монаха – это, ну… как смерть от бабы, понимаешь? В ней нет славы. Кто так погибнет, того Михаил Архистратиг в свою дружину не возьмёт.

– Опять богословствуешь? – Маркиан пристально наблюдал за битвой. – Смотри-ка, похоже, Яхатек взял табор. Сейчас начнётся…

В самом деле, царские блеммии наконец расправились с обороной табора и прорвались внутрь. Крики и суматоха усилились; дико визжали женщины, блеяли и разбегались обезумевшие козы. Харахеновы блеммии, что охраняли ворота, сорвались и поскакали к табору выручать своих.

– Готовимся. – Маркиан достал из-за спины лук, согнул, натянул тетиву. – Монахи пошли. – Присел за парапет, изготовил лук, стал ждать.

В самом деле, монахи, не прекращая петь, строем двинулись к беззащитным воротам. Фригерид тоже натянул лук и опустился за парапет.

– Рано я похвалил их тактику, – сказал он. – Щитами не закрылись, идут как новобранцы в баню, песенки поют… – Наложил стрелу, оттянул тетиву так, что скрипнули плечи лука, прицелился.

– Рано, – сказал Маркиан. – Не достанешь.

– Что ты понимаешь? Это гуннский лук, страшная вещь… – Фригерид медленно, с предельным вниманием вёл прицел за монахами. – К слову о гуннах… И к слову насчёт погибнуть от бабы… Вспомнилась ярмарка в Аркидаве – та самая, где мне крупно повезло в кости. Помню, сидел там старый-престарый гадатель-славянин. И вот подходит к нему какой-то гунн, должно быть, из мелких тарханов, пригнал коней на продажу, а с ним сынишка мелкий, лет десяти. Погадай, говорит, моему мальцу. Старик поглядел, пошептал, какие-то кости раскинул, да так и бухнул: твоего сына баба в постели убьёт. Так этот пацанёнок аж побелел, на деда кинулся – то ли задушить, то ли глаза выцарапать, то ли глотку перегрызть, – взрослые мужики втроём еле оттащили. Жёсткий пацан. Далеко пойдёт… Как же его отец-то назвал? Имя забавное… Ачила, Адила?… – Фригерид бормотал, кажется, не столько Маркиану, сколько себе. Его палец в костяном напёрстке до отказа оттягивал тетиву, прищуренный глаз не отрывался от монахов. – Но я к чему рассказываю: вот ведь гунны, хоть и нехристи, бесовское отродье, а тоже такие вещи понимают… С Богом!

Он отпустил тетиву. Звякнул лук, усвистела стрела, и каллиграф Онуфрий упал на песок со стрелой в груди, вошедшей почти по самое оперение. Хор замолк. Монахи отбежали, укрылись щитами, и вновь пошли к воротам уже быстрее и под прикрытием.

– Лучше бы Пафнутия, – сказал Маркиан.

– Лучник для нас опаснее, а этого всегда успею. – Фригерид снова выстрелил. На этот раз стрела воткнулась в щит, и монах не остановился.

– Это вряд ли.

От яхатековых блеммиев, что грабили табор, отделились несколько всадников и поскакали к воротам. Они обменялись какими-то словами с Пафнутием, и монахи отошли подальше, а кочевники бодрым галопом направились к воротам. Маркиан и Фригерид начали торопливо стрелять. Один чёрный наездник рухнул с верблюда со стрелой в шее, но остальные двигались слишком быстро, да ещё и сами начали стрелять на скаку. Блеммийская стрела щёлкнула по камню у самого лица Маркиана, другая, пущенная навесом, перелетела парапет, стукнулась о плиту: наконечник из змеиного черепа маслянисто блестел от яда.

– Всё, их уже не достать. – Маркиан присел под прикрытие парапета и отложил лук. – Здесь больше делать нечего, будет рукопашная.

– Это хорошо. – Голос Фригерида повеселел. – Уж лучше от блеммия, чем от монаха… Пошли драться, брат!