— А может кто‑то специально взял чашку, чтобы оказаться в числе ваших гостей?
Несколько секунд элла молчала, пристально рассматривая что‑то поверх моего плеча, а затем кивнула решительно:
— Вполне возможно! Это явно Дже. Я не пригласила его в прошлый раз, вот он и обиделся. Не объяснять же ему каждый раз, что я всегда созываю к себе одиннадцать гостей. Это моя традиция! У меня приборов, тарелок и чайных сервизов только на дюжину. Естественно, собраться хочет как можно больше, но я…
Тут элла оборвала сама себя на полуслове и махнула мне рукой.
— Проходи.
Я осторожно переступила порог, ожидая чего угодно от этой довольно странной особы. Увлекшись ее рассуждениями, мне не пришло в голову рассмотреть эллу как следует или спросить ее имя. Выглядела она так, как я себе представляла всех эллов разом. Высокая, беловолосая, лет шестидесяти на вид. Сколько ей на самом деле, спрашивать я побоялась. Не смотря на внешний возраст, она была очень красива зрелой красотой уверенной в себе женщины.
Бывают такие, как Катрин Денев. Возраст совсем их не портит, а лишь добавляет некий шарм.
Идя следом за эллой по темному коридору, я попала в просторную кухню, обставленную очень просто: у окна — шкафчики, плита и мойка, у противоположной стены — буфеты с посудой, а посреди комнаты — большой дубовый стол. Элла сразу направилась к плите, где в кастрюле что‑то громко булькало, разбрызгивая во все стороны жирные желтые капли.
Не зная, сесть мне или стоять, я замерла у стола, издали рассматривая посуду в буфете. На узких полочках кое‑как громоздились чайные чашки, блюдца и пузатые заварочные чайнички. Складывалось ощущение, будто кто‑то специально постарался засунуть туда как можно больше разнородных предметов, если не в ширину, так в высоту. Разноместные чашки матрешками устроились одна в другой, выразительно вздернув свои тоненькие ручки. Блюдца жалами застряли между горками чашек, подпирая сиротливо ютящиеся тут и там сахарницы без крышек.
— Что стоишь? — проорала элла. — Садись!
Я не стала спорить и села на один из низких трехногих стульев, дюжина которых окружала стол.
— Есть будешь? — недовольно спросила элла и, прежде чем я ответила, шлепнула на стол большую супную чашку, в которой плескалось что‑то темно–коричневое. Через миг с громким звоном на столе оказалась и ложка с отколовшейся эмалью на ручке.
Есть очень хотелось, но я просидела несколько минут, рассматривая предложенное мне угощение, стараясь не слишком явно принюхиваться. Наклонившись над чашкой, не выдержала и громко чихнула так, что часть содержимого ровным слоем оказалась размазана по струганным доскам стола.
В супе явно было слишком много перца. Опасаясь за собственное здоровье, я все же подцепила ложкой немного и с опаской отправила в рот. Небо и язык тут же обожгло, будто я проглотила кипяток. Закашлявшись, быстро отодвинула от себя суп.
Элла отвернулась от плиты и, ничего не говоря, запустила чашкой в висящие на стене часы с кукушкой. Суп брызгами залепил циферблат и часть беленой стены. Ложка по рукоятку вонзилась в деревянный корпус часов.
Я опешила и уставилась на эллу, но та с самым невозмутимым видом продолжила помешивать суп. Переведя взгляд обратно на часы, мне пришлось удивиться еще больше, потому как осколки чашки, ложка и брызги супа пропали. Зато на высунувшемся из часов маленьком мостике сидела птичка и чистила перышки.
— Ничего не успеваю! — прокричала элла. — Да еще придется кому‑то отказать сегодня, раз ты пришла.
Ничего не понимая, я продолжила во все глаза смотреть на эллу и происходящее в кухне. Женщина выключила огонь, подхватила кастрюлю и легко переставила ее на шкафчик, после чего метнулась к буфетам. Из них она стала вынимать чашки и не глядя бросать через плечо. Как ни странно, чашки и не думали падать на пол. Они плавно взмывали в воздух и замирали над столом, медленно кружась выше моей головы. Затем к чашкам присоединились вставшие на ребро блюдца. Через минуту между чашками засверкали мельхиоровые ложечки с керамическими ручками. А последними к этому хороводу присоединились сахарница и чайник. Вся посуда покружилась еще минуту, а потом плавно опустилась на стол в военном порядке: чашки верхом на блюдцах с торчащими, как мачты, ложечками.
Пробежавшись вдоль стола, элла бабахнула мне через плечо огромный медный чайник с кипятком. Пар ровной сильной струей вырывался из огненных недр. В мгновение стало душно и жарко. Я оттянула ворот рубашки, но замерла, заметив собственное отражение в полированном боку чайника. Конечно, комната выглядела иначе в выпуклой меди. Чашки из белого фарфора в голубые цветочки казались розово–черными. Свет из окна поглотил часть отражения в ярких бликах.
Но все это не удивляло так же сильно, как мое лицо с неестественно белыми радужками глаз, в окружении совершенно белых волос. Я дернула себя за косу, не веря. И чуть не взвыла. Отражение не врало.
Тихо подвывая, я вскочила, чуть не разломав хлипкий стул, и подбежала к буфету, рассматривая себя в его стеклянной дверце.