— Он угрожал мне, — проговорил Коннор жутким голосом, словно разговаривал сам с собой. — Он шантажировал меня обнародованием крупного скандала, который несколько лет назад замяла наша компания, — говорил он с леденящим душу спокойствием. — Он хотел получить половину моей компании... — Коннор яростно покачал головой, не прекращая движения по комнате. — Но я не мог этого допустить. Никто не отберет дело всей моей жизни. Я не позволю.
Он посмотрел на меня гипнотизирующим взглядом, и я застыла, парализованная страхом.
— Лив, детка, — он взял меня за руку. — Ты ведь понимаешь, что мне
— Что я должна понять? — я уставилась на него в замешательстве. В моей голове не укладывалось, как он может требовать от меня одобрения подобного поступка.
— Что у меня не было иного выбора.
Я автоматически посмотрела на неподвижное тело, лежащее в нескольких метрах от нас.
— Не было выбора, — безжизненно повторила я, с трудом понимая значение слов. Затем я снова повернулась к нему, недоуменно расширив глаза. — Не было выбора? — я повысила голос. — Это не так, Коннор. Ты мог не убивать его!
— Не говори ерунды, малышка.
— Я тебе не малышка! — закричала я и вырвала свою руку из его хватки. Попятилась назад, качая головой. — Кто ты? — прошептала я, чуть не плача. — Я не знаю тебя.
Я опустила взгляд на свои руки и ошарашенно выдохнула, увидев, что они были выпачканы кровью убитого. Не мешкая больше ни секунды, я распахнула дверь и выбежала из комнаты так быстро, как только могла. Прочь от Коннора.
Воспоминание закончилось так же внезапно, как и началось. Мое сознание вернулось обратно в библиотеку, к Коннору, но я никак не могла сориентироваться в пространстве. Комната перед моими глазами закружилась, я упала на колени, опираясь на пол, чтобы обрести устойчивость. Но все вокруг продолжало вращаться, поэтому я не могла до конца разобраться в своем воспоминании.
— Что ты вспомнила? — спросил Коннор холодным голосом, глядя на меня прищуренными глазами.
Я заставила себя сконцентрироваться на дыхании, делать хоть что-нибудь, только не поддаваться панике. Наконец я смогла подняться на ноги.
Инстинкт самосохранения подсказал мне не рассказывать ему о том, что теперь я знаю о настоящих событиях той ночи.
— Это было воспоминание из моего детства. Как я боялась кататься на американских горках, и меня тошнило.
Коннор пронзил меня взглядом, и я поняла, что он не поверил ни единому моему слову.
— Ты все вспомнила, верно?
Я покачала головой:
— О чем ты? Я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Не вешай мне лапшу, Лив. Возможно, в чем-то ты и изменилась, но я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы распознать, когда ты врешь. Ты не умеешь делать равнодушное лицо. Я знаю, что ты мне лжешь.
Я отступила на шаг:
— Коннор, я действительно не понимаю, о чем ты говоришь.
Посмотрев в его глаза, я почувствовала, как на меня яростно накатываются волны паники.
— Теперь ты понимаешь, почему я повесил на тебя кулон с отслеживающим устройством? Ранее ты интересовалась, зачем я прибег к таким сложностям, если мы любили друг друга, и я тебе доверял, — он усмехнулся. — Но раз уж ты вспомнила, что случилось той ночью, то должна догадаться о причине, по которой мне понадобилось держать тебя под пристальным вниманием.
Мой мир перевернулся с ног на голову, но я наконец смогла сложить разрозненные кусочки паззла воедино. Коннор контролировал меня, опасаясь, что я неожиданно могу вспомнить обличающие его события.
— Почему же ты меня не убил, пока я лежала в коме? Если я была единственным человеком, который знал о произошедшем в той комнате? Почему ты позволил мне жить?
Выражение лица Коннора ненадолго смягчилось:
— Что бы не случилось, я люблю тебя больше, чем любил какую-либо другую женщину в своей жизни. Однако теперь ты, наверное, поняла, что интересы компании для меня превыше всего. Я слишком тяжело работал ради ее процветания, и не могу позволить кому-либо отобрать мое детище. Поэтому, когда врач предупредил меня о том, что у тебя вполне возможно будет амнезия, я понадеялся, что мы будем вместе, не смотря ни на что. То, что случилось с тем мужчиной — это лишь досадный эпизод. Я не хотел этого делать, но, загнав меня в угол, он подписал себе смертный приговор. Ему не следовало шантажировать меня и пытаться разрушить мою с таким трудом построенную империю. А теперь он мертв. Так что в случившемся виноват только он.
— Как ты можешь так говорить? — я смотрела на Коннора и не понимала, почему я думала, что он самый заботливый и сострадательный человек в мире.
— Такова реальность, — произнес он безразлично, просто констатируя факт. Как если бы он сказал: «Потому что клубника сладкая».