Пока что лучше всего принятая статья Этуотера – от 3 июля 2000-го: девочка в Апленде, Калифорния, родилась с непроизносимым неврологическим заболеванием, из-за которого не могла формировать выражения лица – нормальная и здоровая во всем, со светлыми косичками и корги по имени Шкипер, только лицо ее было плоской гранитной маской, и родители учредили фонд для – просто невероятно – более 5000 других людей по всему миру, не умевших формировать нормальные выражения лица, и Этуотер раскопал, запитчил и скинул 2500 слов для статьи, где половину занимал справочный аппарат, плюс еще множество фотографий на две колонки, где девочка лежит без эмоций на коленях матери, сидит как истукан с поднятыми руками на американских горках и так далее. Этуотер наконец получил добро от двурукого младшего редактора по статье о «Канале страданий» потому, что уже делал позитивную штучку в ЧП о канале «Все время Вся реклама», тоже от «Ибо Истинно», и потому, что Этуотер действительно установил раппорт с Р. Воном Корлиссом, чей образ отшельника казался отличным крючком – хоть младший редактор и говорил, что как Этуотер найдет ПР в сюжете о КС – большой вопрос, который бросит серьезный вызов умениям Этуотера.
5
Первый сон, который так растревожил Лорел Мандерли, приснился в ту же ночь, когда на полу под факсом появились цифровые снимки творчества Бринта Мольтке и она испытала странные совпавшие импульсы и нагнуться за ними, и бежать как можно быстрее из комплекса кабинок. Ощущение от вещего кошмара не улегалось весь остаток вечера, что вдвойне огорчало Лорел Мандерли, потому что обычно она верила в интуицию и непознаваемое не меньше вице-президента США Дика Чейни.
Она лежала поздно ночью в лофте, с соседкой в креме «Килс» на первом этаже кровати. Сон был о маленьком доме – том самом, откуда-то знала она, с дробным адресом, принадлежавшем даме и ее мужу из сюжета Скипа Этуотера о волшебных какашках. Они все были внутри, в какой-то гостиной или комнате отдыха, сидели и либо ничего не делали, либо не делали ничего такого, что Лорел Мандерли узнала или запомнила. Жуткость сна была сродни страху, который иногда нападал на нее в летнем домике бабушки с дедушкой по материнской линии в Лайфорд-Кэй, где у одного конкретного чулана всякий раз, когда в комнате была Лорел, сами по себе распахивались дверцы. Осталось неясным, как мистер и миссис Мольтке выглядели, в чем были или что говорили, а в какой-то момент посреди комнаты стояла собака, но остались неясными и порода, и даже ее цвет. В сцене не было ничего особенно сюрреалистического или угрожающего. Скорее она казалась какой-то обобщенной, расплывчатой или ориентировочной, словно абстракцией или схемой. Единственным специфически странным моментом стало то, что в дом вели две передних двери, хотя одна из них – не спереди, но все равно передняя. Но один этот факт никак не мог объяснить ошеломляющее чувство ужаса, которое нахлынуло на сидящую там Лорел Мандерли. Предчувствие не просто опасности, а зла. Рядом пребывало наползающее, фоновое зло – впрочем, хотя и оно и пребывало, его не было конкретно в комнате. Как и вторая передняя дверь, оно каким-то образом одновременно и было, и не было. Ей не терпелось уйти, ей просто обязательно надо было оттуда уйти. Но когда она поднялась под предлогом вопроса, где здесь туалет, даже посреди вопроса она не выдержала ощущения зла и бросилась к двери в своих чулках, чтобы выбраться, но побежала не к передней двери, а к другой, хотя даже не знала, где та находится, но все-таки, видимо, знала, потому что вот она появилась, с декоративным и ужасно детальным металлическим скарабеем на ручке, и это ошеломляющее зло поджидало прямо за ней, за дверью, но почему-то даже охваченная страхом она тянулась к ручке, собиралась открыть дверь, представляла, как начинает открывать, – и тут проснулась. А потом почти то же самое приснилось ей на следующую ночь. И теперь она боялась, что если все повторится опять, то в этот раз она все-таки откроет переднюю дверь, которая не спереди… и страх перед этой вероятностью – единственное, что она может предъявить, когда пытается описать кошмар Сиобан и Таре на поезде с работы во вторник вечером, но просто невозможно передать, почему эта тема с двумя передними дверями такая устрашающая, если даже она сама не может этого рационально объяснить.