Забвение

У Мольтке не было детей, но ванная в их доме находилась в конце узкого коридора, где восточную стену завесили фотографиями с детьми друзей и родственников Бринта и Эмбер, а также снимками самих Мольтке в юности. В результате присутствия в этом коридоре Этуотера, фотографа-фрилансера в гавайской рубашке, от которого крепко пахло кремом для волос, и интерниста из Ричмонда, Индиана, кого Эллен Бактриан нашла и пригласила лично, фотографии уже пришли в беспорядок, из-за чего висели под наклонными углами и обнажали частичные трещины и странные выступы на поверхности стены. Там был один довольно выдающийся снимок с Эмбер – по всей видимости, на свадьбе, сияющей в белой парче, с многоэтажным тортом в одной руке, к которому второй она подносила лопатку. А на фотографии с тем, кто на первый взгляд показался кем-то другим, был сам Мольтке в Младшей лиге – в форме и с алюминиевой битой, лет где-то девяти или десяти и в слишком большом шлеме. И так далее.

Новая прокатная машина Этуотера – подчеркнуто бюджетная «Киа», где даже ему было тесно, – стояла на подъездной дорожке Мольтке сразу перед «Линкольном Брогэмом» врача. Рабочий фургон Мольтке был припаркован на соседней дорожке дуплекса, что говорило о какой-то возможной договоренности с жильцом с другой стороны, о котором Этуотер, чувствовавший себя более чем измотанно, измученно и вдобавок нервно в присутствии миссис Мольтке, еще не справлялся. Жена художника категорически возражала против процедуры, которую, по ее словам, они вместе с мужем считали неприятной и унизительной, и теперь сидела в комнате для шитья по соседству с кухней, откуда время от времени соприкосновение ноги с педалью старой машинки сотрясало коридор, из-за чего фотографу-фрилансеру несколько раз пришлось поправлять осветительные стойки.

Интернист как будто застыл в позе человека, глядящего на часы. Фотограф, которого Этуотеру пришлось прождать в аэропорту округа Делавэр больше трех часов, сидел по-турецки в разбросанном оборудовании, ковыряя ворс ковра, как унылый ребенок. На его лоб «Брилкремом» – чей запах служил очередной ассоциацией из детства Скипа Этуотера – был приклеен очень четкий вихор, и Этуотер знал, что кремом для волос пахнет так сильно от нагрева под дуговыми лампами. Теперь левое колено журналиста ныло, как бы он ни распределял вес. Время от времени он дергал кулаком у бока, но без уверенности и воодушевления.

Перед приближением медленного фронта воздух в округе был чистым и сухим, небо – великим кобальтовым простором, а погода вторника – одновременно жаркой и почти по-осеннему свежей.

Дверь в ванную Мольтке – модель из оргалита на петлях, – была закрыта и заперта. С другой стороны доносился шум раковины и ванной, перемежаемый обрывками консервативного ток-шоу. Ее муж чрезвычайно щепетильно и трепетно относился к справлению потребностей, объясняла миссис Мольтке врачу и фотографу, – без сомнения, из-за некоторых надругательств, пережитых в детстве. Переговоры об условиях засвидетельствования проводились на кухне дома, и она выкладывала все прямо при сидящем рядом мистере Мольтке – когда Эмбер провозглашала о гигиенических привычках и детской травме мужа, Этуотер наблюдал за его руками, а не лицом. Сегодня на ней был огромный выцветший джинсовый комбинезон, и она как будто маячила на периферии зрения Этуотера, куда бы он ни посмотрел, прямо как небо на улице.

В один момент во время переговоров Этуотеру нужно было сходить в туалет, и он сходил и осмотрел его. Ему действительно было нужно; это не притворство. Унитаз Мольтке де-факто оказался в алькове, образованном раковиной и стеной с дверью. Здесь стоял утонченный запах плесени. Он видел, что стена за раковиной и унитазом – все та же несущая, которая шла вдоль коридора и гостиной и соединяла две половины дома. Этуотер предпочитал ванные комнаты, где все удобства находились чуть подальше от двери, ради приватности, но видел, что здесь единственный способ этого добиться – поместить на нынешнее место туалета душ, а учитывая нестандартные габариты душа, это невозможно. Трудно было представить, как Эмбер Мольтке пятится в узкую нишу и аккуратно опускается на белое овальное сиденье, чтобы облегчиться. Так как в восточной стене содержался еще и водопровод для всех трех элементов ванной, казалось логичным, что ванная на другой половине дуплекса примыкала к этой и что ее водопровод тоже находился внутри стены. На миг ничего, кроме врожденных приличий, не мешало Этуотеру прижаться ухом к стене рядом с медицинским шкафчиком и попробовать что-нибудь услышать. Как не позволил бы он себе и открыть медицинский шкафчик Мольтке или всерьез копаться на деревянных полках над вешалкой для полотенец.