Забвение

К этому времени ливень весенней грозы сошел на нет или на убыль до того момента, когда звуки ударов отдельных капель по полосатым полотняным навесам над большими эркерными окнами «19 лунки» стали исчислимы по отдельности – то есть разрозненно слышимы, но в совокупности аритмичны и не из тех, какие можно назвать приятными или успокаивающими; большие капли казались почти жуткими или, так сказать, почти «брутальными» по своей силе удара. Внутри же отец Хоуп откинулся назад и слегка вбок на тяжелом «капитанском» кресле, поводя дорогой сигарой над верхней губой, смакуя аромат, одновременно ища в боковом кармане (по чьей причине он и откинулся; его поза не была зрительным искажением) специальный футляр с резаком и монограммой. Не уведомив Хоуп (признаюсь, это было мелочное умолчание, и я, по всей видимости, к этому моменту конфликта не желал дарить ей «удовлетворение»), я во время ежегодной Диспансеризации потребовал от нашего врача «первой помощи» по плану медстрахования из ОРВ[41] направление к одному из назначенных по плану специалистов-«ухо-горло-носов», который впоследствии провел осмотр моих носовых проходов, гайморовых пазух, трахей, аденоидов и «заднего» нёба и заверил, что не видел свидетельств чего-либо необычного или из ряда вон. Позже я, однако, совершил ошибку в том виде, что «швырнул» это справку об отсутствии заболеваний «в лицо» Хоуп во время одного из все более разгоряченных и тревожных споров (часто происходивших по завтраку следующего утра) в связи с так называемой проблемой «храпа», вслед за чем Хоуп воспользовалась моим нежеланием рассказать ей о направлении к «УГН» в качестве свидетельства, что я «…знал, что храп был по правде», и что я втайне переживал в этой связи, и что не побеспокоился сообщить ей об обследовании загодя, так как боялся, что диагноз специалиста определит что-то неладное в «заднем» нёбе или носовых проходах и что мне придется открыто признать, что «храп был по правде» и что все мои обвинения, что она спала и просто видела сон, что я храплю, лишь не более чем просто своекорыстные «отрицание» и «проекция» проблемы на «жертву» (где под жертвой, конечно, понималась она сама). Эти короткие, ожесточенные споры – которые находили волнами или роями в месяцы зимы и начала весны и наиболее чаще всего происходили или жарко «извергались» за семейным завтраком, растопленные бессонной ночью и нервозностью из-за предстоящих требований наступающего дня при недостаточном сне, и часто были такими жестокими и тревожными, что затем я видел последующую дорогу и первые несколько часов работы в какой-то эмоциональной дымке, мысленно «переигрывая» спор и придумывая новые способы представить или переформулировать свидетельства или подловить Хоуп на логическом противоречии, иногда даже прерывая работу и набрасывая эти идеи или резкие опровержения для возможного будущего применения на полях профессионального еже-дневника, – ужасали внезапной горячностью и скоростью, с которой росли в интенсивности и «злопыхательстве», а также тем, как иссушенное, темное, узкое, все более изнуренное лицо Хоуп за столом в нашем кухонном уголке иногда казалось мне почти неузнаваемым, перекошенным, искаженным и даже несколько отталкивающим в своем гневе и каменном подозрении; и, со своей стороны, я должен признаться, что по меньшей мере раз или другой ощущал настоящий порыв в исступлении ударить или толкнуть ее или опрокинуть комод или стол в кухонном уголке, до того я становился «вне себя» от иррационального исступления в связи со странным, каменным, ожесточенным и иррациональным упрямством, с каким она наотрез отказывалась рассмотреть – даже признать самую возможность, – вопреки всем выдвигаемым мной весомым возражениям, опровержениям, взвешенным аргументам, веским доказательствам, фактам и ссылкам на прецеденты (в продолжение течения нашего брака уже разыгрывались конфликты, когда Хоуп была в высшей степени убеждена в справедливости своей позиции, но была вынуждена уступить перед лицом последующих доказательств, что в действительности ошибалась, и затем извиниться), – что это я бодрствовал, а она – «хотя бы гипотетически» – спала и что проблема с «храпом» в реальной действительности – «[ее] проблема», и действительно реальным ее решением было «обратиться к врачу [любого толка, возможно из психиатрической области]». Мои руки, когда я заводил автомобиль, иногда буквально дрожали или тряслись от фрустрации и переутомления, обусловленных дезориентацией, также наряду с часто посещавшей меня быстрой, аритмичной последовательностью быстрых, нечетких и незваных «кадров» или галлюцинаторных искажений перед «мысленным взором», пока я предпринимал путь на север по Гарден-Стейт-Парквей. (В самом разгоряченном и тревожном из этих споров я употребил обследование «Ухо-Горло-Носа» только в роли свидетельства, что хотя бы я, в отличие от Хоуп, готов принять во внимание хотя бы саму возможность, что в чем-то ошибаюсь и на самом деле могу действительно в чем-то «храпеть», и любой рабочий компромисс или решение будут невозможны, пока в нашей готовности уступить не будет хотя бы малейшей обоюдности вопреки показаниям органов чувств – хотя бы «теоретической возможности», что мы можем ошибаться в том, кто именно спит, видит сны и\или «храпит», а кто нет).